Бархатная кибитка

Я наивно полагал, что, когда стану взрослым, по-прежнему буду пылко коллекционировать монеты, старинные ключи, марки, бумажные ассигнации и необычные бутылки из цветного стекла. Но, начиная лет с двенадцати, я стал просыпаться по утрам, пробуждаемый эрекцией, – член мой не желал разделять со мной безмятежность детского сна, он будил меня своим непостижимым торчанием, как Буденный, как Будда, как будильник, как будетлянин. Он пробуждал меня к иной жизни, к иным вожделениям… И, вскоре после того, как начались эти эрекционные побудки, я стал терять интерес к своим коллекциям. Я перестал ездить на нумизматические и филателистические толкучки в музее Тимирязева и в других точках Москвы. Мне внезапно показались невероятно скучными эти тусовки, где люди с пылающими от алчности глазами показывали друг другу небольшие альбомы с марками и монетами, и все они так пристально, жадно, по-охотничьи всматривались во что-то маленькое и неживое, всматривались в лица металлических дисков и в крошечные кусочки бумаги с зубчатыми краями, с клейкой изнанкой. Только что я был одним из них, только что я шнырял между ними, чувствуя себя как рыба в воде. Только что я заглядывал в разверзаемые сокровищницы и молниеносно выхватывал взглядом то, что могло представлять собой интерес с точки зрения моей обсессии. И вдруг я, словно бы пробудившись, увидел со стороны эти кучкующиеся, алчные толкучки, состоящие в основном из подростков и стариков (и почти все мужского пола). И эти сборища показались мне отталкивающими. Все реже и реже открывал я свои альбомы с марками или коробки из-под шоколадных конфет, где вместо давно сожранных сладостей лежали монеты, что делало эти коробки гораздо более тяжелыми, чем были они в начале своей жизни, когда они продавались в кондитерских магазинах, наполненные приторными, нежными, недолговечными телами. Конфеты и монеты неплохо рифмуются. Но конфетная сладость, прежде содержавшаяся для меня в чеканных металлических дисках, вдруг испарилась – я больше не ощущал сладострастного озноба, прикасаясь к монетам. Вместо этого девочки и девушки все чаще посещали мои сны. Да и наяву я увидел их как бы совершенно новым зрением, как если бы я вдруг прозрел. На деле это прозревание, это пробуждение нового зрения происходило постепенно. Я, конечно, догадывался, что это новое зрение каким-то образом связано с моими утренними эрекциями, но все же об этой связи у меня сохранялось несколько расплывчатое представление. Я больше не изучал часами книги по нумизматике. Вместо этого я с новым интересом рассматривал каталоги живописи старых мастеров или чешские черно-белые журналы, посвященные искусству фотографии, журналы шестидесятых годов, которые стопками лежали у нас дома. В этих журналах нередко встречались обнаженные и полуобнаженные девичьи тела, и я всматривался в их изгибы, в развевающиеся волосы, в улыбки, в запрокинутые подбородки и сверкающие ноги, я погружался во тьму и свет их блестящих глаз, медленно осознавая, что вступаю в чертоги новой обсессии, гораздо более могущественной и благословенной, чем все предыдущие.

Иногда я все же клал на ладонь те две монеты, с которых началось мое нумизматическое увлечение. Но теперь даже эти монеты открывались мне заново, я видел их новым зрением, и в луче этого нового зрения и нового понимания орел, сжимающий змею, уже не казался мне символом победы Добра над Злом. Теперь этот орел со змеей казался мне зашифрованным изображением человека, сжимающего в руках свой собственный возбужденный член.

Глава тридцать первая Кружок Юрия Матвеевича

Как-то раз я лежал рядом с прекрасной девушкой. Синий утренний свет осторожно обнимал наши распластанные тела, а мы медленно приходили в себя после любовной ночи, в чьих недрах мы одарили друг друга множеством великолепных излишеств – почти всем, чем могут осчастливить друг друга два молодых тела разного пола, два тела, взбудораженные разнузданными фантазиями, относительно коих мы наивно полагали, что такое еще никогда и никому не приходило в голову. Мы были искренне убеждены, что в ту ночь нам удалось изобрести совершенно новые формы сопряжения двух оголтелых организмов, хотя впоследствии нам довелось узнать, что в такие игры мальчики и девочки играют с тех пор, как у них вообще появились тела.