Бархатная Принцесса (СИ)

Я гуляю по магазинам и развлекаюсь тем, что мысленно примеряю на Кая модные рубашки и джинсы, костюмы, свитера, щегольские пальто. Это бессмыслица, но он спасает меня от одиночества, хоть вряд ли до сих пор помнит о моем существовании. Пару раз я пыталась узнать у Олега, помирился ли он с дочерью, заранее окрестив себя гадкой женщиной, потому что и тогда, и теперь мне было плевать на их отношения, я просто хотела узнать, до сих пор ли она жена Кая. Как будто это что-то принципиально изменило бы в наших отношениях.

Утром перед вылетом Олег неожиданно пришел ко мне в душе и у нас случился уютный секс. Пара минут влажного физического контакта. Разрядка для тела, разговор без слов.

Господи, совершенно скучный разговор, хоть я готова поклясться, что все было как обычно, как в прошлом, где он еще был женатым мужчиной и тайком пробирался ко мне в квартиру, прячась от цепких камер журналистов.

А когда мы возвращаемся, я набираюсь смелости для разговора, который вынашиваю всю нашу поездку.

Воскресенье. Олег дома и снова закрылся в кабинете, но, когда я вхожу, энергично машет рукой, предлагая задержаться. Говорит по телефону еще минут десять, пока я изучаю полки с книгами, большую часть которых прочла еще в детстве. На глаза попадается корешок с названием «Анна Каренина» — и мне почти до боли приходиться прикусить губы, чтобы не засмеяться над тем, как иронично Мироздание высмеивает мои попытки быть примерной женой.

— Прости, родная, замотался, — извиняется Олег и кладет телефон на стол экраном вниз. Почему я это замечаю? — Завтра у нас гости, небольшой семейный ужин для нескольких важных друзей. Организуешь?

— Я буду допоздна занята в студии, — отвечаю холодно. Олег явно недоумевает, так что приходится разжевать: — Я твоя жена, а не домработница.

— Даниэла, что случилось?

Его голос перестает быть приторной патокой, и я с облегчением выдыхаю. Меня тошнит от бесконечных «прости» и «прости, родная». Выкручивает от того, что последние месяцы я живу как будто не своей жизнь, подчиняюсь другим правилам, и что мужчина, чьей женой я хотела быть и с которым хотела воспитывать детей, теперь куда более редкий гость в моих мыслях, чем дерзкий черноглазый мальчишка. И что — господи, я ненавижу себя за это! — сегодня утром я мастурбировала в душе, думая о другом мужчине.

— Я хотела поговорить о ребенке.

— Слушаю, — «включает» делового человека Олег.

— Это очень ответственный шаг, и прежде, чем начинать то, что мы уже не сможем остановить, я бы хотела еще раз пройти обследование.

Я была уверена, что Олег просто пожмет плечами, скажет что-то вроде «Ну ты же сама так хотела, тебе решать», возможно, немного огорчится. Но нет, ничего из этого не происходит, потому что после минутной паузы муж сухо интересуется:

— И давно ты это решила?

— После того, как ты огорошил меня своим рвением.

Это честный ответ, но Олегу он определенно не по душе. Муж обходит стол, наваливается на столешницу бедрами и с дотошной точностью выстукивает пальцами мозгодробительный ритм.

— Прекрати, ради бога, — прошу я, когда барабанная дробь въедается в барабанные перепонки. — Можно ведь без этого?

— Даниэла, ты хотела ребенка. Ты ведь, да? — Олег пропускает мою просьбу мимо ушей и продолжат выстукивать мелодию своего бешенства на моих взведенных нервах. — Ты мне всю плешь проела, как хочешь семью, ребенка, и что готова на все, лишь бы его получить.

— А ты сказал, что тебе нужна пара лет, чтобы свыкнуться с мыслью о повторном отцовстве.

— Насколько я помню, тебя это не очень обрадовало.

Конечно, меня это совершенно не обрадовало, но я приняла его желание и уступила. Потому что брак — это не переламывание хребта одного ради прихотей другого, брак — это симбиоз, игра в поддавки.

— Я просто хочу еще раз все проверить, — отвечаю я.

— Не можешь смириться с тем, что бесплодна? Будешь и дальше мотать мне нервы своими вечными капризами? А когда тысячный врач скажет, что ты не будешь долбаной матерью, впадешь в депрессию?

Это больнее, чем неожиданная пощечина, потому что все, что он говорит — откровенная ложь.

— Поговорим, когда ты будешь в настроении, — бросаю я, потому что сейчас мы ходим по очень тонкому льду, и любое неосторожное слово может стать спусковым крючком для лавины обидных импульсивных выкриков и поступков, которые нельзя будет отменить.

Но Олег опережает меня, берет за голову двумя руками и горячо шепчет мне в лицо:

— Я же люблю тебя, дура. Я для тебя… Я все для тебя, идиотка. Хоть звезды с неба горстями. Только чтобы Даниэле было сладко, чтобы не ревела в подушку. Не шаталась по малолетним выблядкам!

Я слишком очевидно громко выдыхаю. Это словно удар в живот, от которого внутренности скручивает в жгуты, а легкие превращаются в громко лопнувший пакет из-под чипсов, сплющиваются, теряя способность давать телу живительный кислород. Я судорожно вдыхаю, но ничего не получается: воздух копится в горле, обжигает небо адовой смесью рваного злого дыхания Олега и моих собственных непроизнесенных слов: «Он знает, он знает, он все знает…»