Я впервые в жизни сбегаю от женщины. Просто тупо со всех ног, даже не оглядываясь. Потому что одна эта фраза превращает меня в подожженную бочку тестостерона. Я не сдержался бы, задержись у того чертового окна еще хоть на секунду. И меня бы не остановили ни больничные стены, ни больничная койка.
Я катаюсь по ночному городу еще примерно час. Отрезвляю себя морозным воздухом, успокаиваюсь под мерный рокот мотора и только потом возвращаюсь домой. В окнах не горит свет, но, когда я закрываю за собой дверь и прохожу в гостиную, загорается ночник — и Ляля, красная от злости, ехидно интересуется:
— Где ты был?! С кем трахался на этот раз?!
— Не с тобой? — издеваюсь я, но она бешено бросается на меня и пытается ударить. Легко перехватываю ее кулаки и толчком аккуратно «роняю» обратно на диван. — Сделаешь так еще раз — пойдешь на хуй из моей квартиры.
— Кай! — орет Ляля мне в спину, но я запираюсь в ванной и лезу под горячий душ.
А когда выхожу, Ляля спит под дверью с моей курткой в руках.
Нужно заканчивать этот цирк.
Глава двадцать седьмая: Даниэла
Вторник и понедельник я не живу — я существую.
Олег забирает меня домой в воскресенье после обеда и с загадочной улыбкой говорит, что у него для меня сюрприз.
«Еще одно дорогое эксклюзивное украшение?» — вертится на языке неуместная грубость, но я только улыбаюсь и очень стараюсь изобразить заинтересованность и нетерпение.
В моем мире больше нет красок, пока рядом нет Кая. Эта простая формула настолько очевидна, что я принимаю ее как данность. Я делаю видимость, что живу: говорю, шевелю руками и ногами, а в голове просто тикает обратный отсчет до среды.
Сюрприз Олега — это ремонт в нашей спальне. Он нанял жутко дорого дизайнера, чтобы визуально разделить комнату на две зоны: для нас и для детских принадлежностей. Я улыбаюсь и даже говорю, что это именно то, чего я хотела. Муж обнимает меня, и мы стоим посреди совершенно пустой комнаты с ободранными обоями, и я чувствую себя точно такой же: ободранной изнутри ложью, запретными чувствами и страшной тайной.
И все же, понедельник и вторник — это просто сорок восемь часов, и даже если они текут убийственно медленно, жизнь все равно идет своим чередом.
А в среду утром, пока Олег в душе, у него снова звонит телефон. Мы временно переехали в другую комнату и розетка только с моей стороны, поэтому муж кладет телефон заряжаться на мою прикроватную тумбочку. Я пытаюсь игнорировать звонок, но после короткой паузы телефон снова разрывается. Наощупь беру телефон, хочу отключить, но не успеваю вовремя закрыть глаза и снова вижу это имя — Эльвира. Палец зависает над красным кружочком, но я не отключаю, а выжидаю, пока ей надоест. Машинально тянусь, чтобы проверить, кто звонил минуту назад и почти не удивляюсь, что это тоже была она.
И телефон звонит опять. В третий раз. И снова то же имя.
Я никогда не следила за своими мужчинами, потому что это унижало бы в первую очередь меня. Рыскать, как мышь, в карманах, проверять украдкой воротники рубашки, чеки в портмоне, читать сообщения — эта грязь пачкала бы в первую очередь меня. И даже сейчас, когда загадочная назойливая женщина звонит ему и днем, и ночью, я все еще сомневаюсь, стоит ли открывать эту дверь или все же ограничится простым подглядыванием в замочную скважину.
«А что ты хотела? — гаденько спрашивает внутренний голос. — Сама бегаешь за мужем своей падчерицы, а Олега хочешь поймать на горячем?»
Я ничего не хочу, просто сказать этой Эльвире, что он занят — и я обязательно передам, что она пыталась с ним связаться. Но женский заплаканный голос на той стороне связи даже не дает ничего сказать. Едва нажимаю на кнопку «Ответить», как из трубки раздается:
— Олег?! Олег, слава богу! Катюша в реанимации!
— Это не Олег, — на автомате отвечаю я. — Он сейчас…
Гудки в трубке «запикивают» мои слова.
Я все еще сижу с телефоном в руке, когда муж выходит из ванной. Он даже не обращает на меня внимание: ходит, энергично вытирая полотенцем волосы, бросает рассеянный взгляд в зеркало, пробирая пальцами седину и, подмигивая моему отражению, говорит:
— Говорят, в мужской моде снова красить волосы.
Я даже не могу ему ответить, потому что последние пару минут перебирала в голове все возможные варианты того, кем может быть эта женщина, кто такая «Катюша» и почему она в больнице. Одно могу сказать точно: это точно не сотрудница, или я ничего не смыслю в женских слезах.
Только когда я не отвечаю, Олег замечает замешательство на моем лице и опускает взгляд на телефон, который я теперь держу двумя руками. Несколько секунд мы просто смотрим друг другу в глаза через зеркало, и я пытаюсь поймать в его взгляде хоть что-то, что даст мне подсказку. Но взгляд Олега абсолютно ничего не выражает.
Он поворачивается, забирает телефон из моих оцепеневших пальцев и быстро просматривает список последних звонков.
— Она звонила постоянно, — говорю, не дожидаясь его вопроса. Мне не за что извиняться, поэтому в моем голосе нет сожаления, лишь растерянность.