— Не беременных, родная, тошнить не может. Поэтому кончай ломать комедию.
Мне все еще кажется, что услышанное — просто плод моего воображения. Что этих слов не существует, что я сама их придумала, поддавшись уговорам воспаленного странной болью сознания. Это как будто услышать Лунную сонату в грохоте строительства за окнами или въедливом звуке автомобильной сигнализации.
— Ты просто не в себе, — бормочу первую же оформленную мысль.
— Я очень даже в себе, родная, а вот ты просто валяешь дурака. Пойдем, поговорим по душам.
Я хочу вырваться из его рук, но Олег крепко обнимает меня за плечи и со стороны мы наверняка выглядим просто идеальной семейной парочкой: жене стало плохо, и заботливый муж тут же подставил крепкое плечо. И плевать, что я, почти как капризный ребенок, упираюсь каблуками в землю, и Олег, теряя терпение, перехватывает мой локоть и ускоряет шаг.
— В чем дело, Дани? Не хочешь возвращать домой? Ты же так переживала, что перестанешь быть здесь полноценной хозяйкой.
— Отпусти меня, — слабо сопротивляюсь я.
Меня снова тошнит, бросает в холодный пот, мысли кувыркаются вместе с миром вокруг, и кажется, будто я стала антиподом и хожу вверх ногами. Но Олег сильнее, ему ничего не стоит затащить меня в дом, захлопнуть дверь и словно куклу усадить в кресло. Я закрываю ладонью рот, мычу, надеясь, что он поймет — это не игра, не притворство и меня, в самом деле, тошнит. И я даже не знаю, от чего тошнит больше — от вранья или от ужаса, что я заперта в огромном доме, который никогда по-настоящему не был моим.
Олег все-таки не удерживает меня, когда я бегу в туалет — и желудок несколько минут просто извергает из себя все, что я съела накануне. Не так много, потому что не хотела наедаться перед перелетом. Но даже немного успокоившись, все равно не спешу выходить. Сижу на корточках, уткнувшись лбом в прохладный кафель стены. Олег сказал что-то про беременность, которой нет. Но ведь там, на пляже — это было так похожее на токсикоз. И сейчас тоже.
И разве врачи в больнице не говорили…
Стоп.
Я хватаю эту мысль и быстро, чтобы она не сбежала, выдираю из нее крылья.
Впервые о беременности я услышала от Олега, в больнице, после аварии. И потом, когда мне стало плохо, он сам отвез меня в медицинский центр, где за мной присматривала выбранная им же врач. В меня что-то кололи, брали анализы, осматривали на «кресле», а когда я заикнулась про УЗИ, именно эта врач сказала, что в нем нет необходимости и с моим неблагоприятным прогнозом не рисковать.
Я окончательно запутываюсь, но с упорством муравья, который волочит в домик громадную гусеницу, продолжаю ковырять это непонимание.
Почему не сделала простой тест на беременность? Потому что мне и в голову не могло прийти, что Олег обманет меня в таких вещах. Потому что мы были мужем и женой, и в наш медовый месяц врать мне про ребенка было бы слишком жестоко.
Но было еще кровотечение, после которого меня положили в больницу. Что это? Просто задержка? Гормональный сбой?
Когда выхожу из туалета, Олег стоит рядом и протягивает стакан с водой. Руки так дрожат, что приходится вцепиться в него двумя руками. И зубы выстукивают на стекле чечетку.
— Не нужно так волноваться, родная, — без намека на сочувствие говорит Олег.
Мы так и стоим в коридоре, разделенные полуприкрытой дверью туалета, и я знаю, что Олег не даст мне выйти, пока не выставит условия, после которых я сама попрошу захлопнуть клетку. Но продолжаю верить в лучшее.
Глава тридцать восьмая: Даниэла
— А был вообще ребенок? — спрашиваю я, прислоняясь плечом к стене.
Я хочу, чтобы он сказал, что просто зло надо мной пошутил. Он имеет право злиться. Имеет право орать и ругать меня самыми последними словами. Я покорно приму весь гнев, склоню голову и не буду роптать. Я готова на все, лишь бы мы переварили эту огромную проблему и вышли из нее хотя бы не врагами, потому что на большее в нашем случае рассчитывать не приходится. И на миг даже кажется, что Олег тоже не хочет доставать мечи, но он улыбается — и от моей надежды не остается ровным счетом ничего. Она громко лопается, словно слишком надутый воздушный шарик.
— Ты ведь бесплодный, — говорю я. Почему тогда так охотно поверила в чудо? Потому что хотела верить, что судьба сжалилась. А что осталось теперь? Ничего, просто… придуманная беременность и придуманный же токсикоз?
— Мне просто нельзя иметь детей, родная, — вдруг признается Олег. Он спокоен, словно убийца, который знает, что жертва все равно в его лапах, и есть возможность облегчить душу перед тем, как собственноручно отправить ее на небеса. — По некоторым причинам. Я старался, чтобы этого не случилось, но, как видишь, бывают осечки.
— Почему нельзя?
Он поднимает руку, удерживая меня от дальнейших расспросов, и продолжает в удобном ему темпе.
— Ты действительно забеременела, и это стало огромной проблемой. К счастью, природа умнее нас.
— Можно без фальшивой философии и пространных фраз? — Я не знаю этого человека, который назвал меня женой чуть больше трех месяцев назад. И не хочу с ним знакомиться.