«Бархатное подполье». Декаденты современной России

Не найдя более ничего занимательного в моей невзрачной персоне, она растворилась среди яркой толпы. Однако в тесноте шумного бала нельзя было не встретиться вновь. И вот спустя некоторое время, когда моя прелестная куколка приводила в порядок туалет соседнего джентльмена, я, преодолев природную робость, отбросив в сторону застенчивость, гнетущую меня всю мою долгую жизнь, решился на необдуманный поступок: надеясь остаться незамеченным, я тайком протянул руку и поиграл ее красной юбочкой. О боже! Смелый маневр не остался незамеченным! Возмущенная моей дерзкой шалостью, она направилась ко мне получить разъяснения относительно столь легкомысленного поведения. Все еще надеясь сойти за кого-то другого, я вытянул из кармана свои черные круглые очки и натянул их себе на нос. По-моему, вышло неплохо. Но я недооценил пристальный взгляд этих блестящих глазок… Я был разоблачен. Очки были сняты маленькими кукольными ручками, и я предстал, можно сказать, полностью обнаженным во всем своем преступном существе. Увидев мою беспомощность и полное признание страшной вины, моя куколка сменила гнев на милость… Она позволила мне примерить черные очки на ее совершенный носик, отчего к ее трогательному виду прибавилась некая роковая таинственность, сделавшая ее на мгновение одной из далеких родственниц знаменитого проходимца и сластолюбца Кота Базилио. На этом легкий налет недопонимания с ее стороны был немного рассеян. Но не до конца.

Атмосфера вечера тихо, но настойчиво подсказывала мне закинуть в себя 100–200 граммов чего-нибудь допингообразного. Но, помня свое частичное беспамятство на прошлом шоу «Бархатного подполья», я мужественно решил держаться до последнего.

И вот действие началось. Первыми выступали Vert_In_Sky – прелестное исполнение декадентского репертуара 1920–1930-х годов. Причем, должен заметить, их фронтмен обладает лучшими чертами обаяния незабвенного Андрея Миронова.

Затем действие продолжалось в других залах, а я все-таки дорвался до допинга, на что ушла почти половина моего финансового запаса, взятого из щедрых рук моей благоверной супруги.

Наконец, дошла очередь до меня. Помня внушительный урок, данный мне Владимиром Преображенским на репетиции, я старательно расставил акценты и попытался увлечь публику экспрессией.

Отличительная черта подобных салонов – это полное погружение зрителя и эффект присутствия в каждом выступлении. Тебя просто обволакивает само действо. Ты становишься сверхзрителем, не наблюдающим за происходящим из отстраненного партера, а погрузившимся внутрь этого реального сна. При этом у исполнителя не остается ни единого шанса завуалировать фальшь. Это просто физически нереально, как, например, возможно в театре. О кино даже и не говорю. Зрителя как такового нет. Каждый пришедший может с полным апломбом заявить, что он – участник «Бархатного подполья». Ибо без гостей, создавших атмосферу изысканно одетых и утонченных дам и кавалеров, ни одно выступление просто не могло бы существовать, как без воды золотая рыбка в аквариуме.

Воспользовавшись тем, что я – один из выступавших, я занял место у столика, находящегося в непосредственной близости от сцены. Там вершила действо очаровательная, просто-таки очаровательнейшая Дарья Ловать. Причем на прошлом «Подполье» я не успел впечатлиться ее голосом, но этим вечером она была явно в ударе. Ее порой сдержанная, а порой бьющая через край экспрессия ломала мое представление об исполнителях репертуара 1920–1930-х годов. Она была явной представительницей того далекого пантеона, случайно залетевшей на свет нашего огонька из салонов начала XX века.

Пока я пытался занять своей косноязычной и унылой беседой двух очаровательных дам, любезно присевших за мой столик (одна из которых была вдохновительнейше декольтирована, а другая представляла собой прелестную, аутентичную даму, зашедшую к нам из какого-нибудь переулка доброго старого Лондона времен Джека-потрошителя), пришло время выступления хедлайнера этого вечера – группы «Бостонское чаепитие».

Изначально я поклонник тяжелых стилей. Вырос на Napalm Death и Fantomas. Но хорошую музыку отличаю всегда вне зависимости от тяжести гитар. «Бостонское чаепитие» – прекрасная музыка. А исполненная непосредственно перед моими глазами (причем гриф басиста порой был готов ощутимо пригладить мою неосторожно вращающуюся макушку), эта музыка проникала и вибрировала где-то в фибрах моей души.

Но это было еще не все! О боже, это было еще не все… Моя прелестная обворожительная куколка! В разгар выступления «Бостонского чаепития» краем глаза я увидел ее хрупкую фигурку, на которую тут же ощерились камеры многочисленных репортеров…

Моя куколка поменяла костюм! Ее беззащитные грудки ослепительно мерцали во вспышках фотокамер! Я, старый мультисексер со стажем, сердце которого испещрено грубыми, зарубцевавшимися ранами, был на грани синдрома Стендаля.