Бархатный ангел

— Видимо. Логично, что он предположил, что она была с тобой.

— Но так скоро? — Я спрашиваю. — Единственный человек, который точно знает, где Камила… это Эрик Келлер.

Богдан читает мое выражение. — Думаешь, нам стоит за ним присматривать?

— Два глаза. Вся эта рутина «озабоченного старого парня» может быть просто для галочки.

— Я в деле, — уверяет меня Богдан.

— Отлично.

— Ты собираешься рассказать ей? — спрашивает он, вглядываясь в мое выражение лица.

— У нас сегодня ужин. Я мог бы сказать ей… в зависимости от того, как пойдет этот разговор.

— Может быть, нам не стоит выкладывать острые столовые приборы.

Я фыркаю. — Я могу справиться с ней.

— Ой, не знаю, — говорит Богдан. — Она дает тебе шанс выиграть. — Я закатываю глаза, когда он пытается подавить смех. — Но ты же знаешь, что я не это имел в виду, когда спросил, говорил ли ты ей. Ты должен сделать это раньше, чем позже, брат. Некоторые вещи нельзя держать в тайне вечно.

Я напрягаюсь. В этих стенах есть секреты. Но вопреки тому, что может думать Богдан, я намерен скрывать их до тех пор, пока не придет время.

— Как дела? — спрашиваю я вместо того, чтобы вмешиваться.

— На данный момент, я думаю, все в порядке, — говорит Богдан. — Мама заботится о вещах.

На этот раз я рад, что она рядом. И, судя по облегчению в глазах, Богдан тоже.

— Скрываться от нее довольно сложно, — отмечает Богдан.

Я бросаю на него раздраженный взгляд. — Ты как собака с костью. Я знаю, что это такое и что это значит, sobrat. — Я выхожу в коридор и направляюсь в свой кабинет.

Богдан следует за мной, шагая рядом со мной. — Эй, ты же знаешь, что я на твоей стороне. Всегда. Но эта ситуация… уникальна.

— Я в курсе.

— Я не хочу, чтобы дерьмо попало в вентилятор.

— Ты совсем меня не знаешь? — Я спрашиваю. — С каких это пор я теряю контроль?

— Это займет всего один раз, старший брат, — мягко говорит он.

Я нетерпеливо качаю головой. — Не со мной.

7 КАМИЛА

Мое сердце быстро бьется, когда я прижимаюсь спиной к стене. Я слышу голос Богдана, но не вижу ни одного из них. Надеюсь, это означает, что они меня тоже не видят.

Максим знает, что я здесь. Эта мысль снова и снова проносится в моей голове, как барабанный бой. Тот факт, что он знает, где я, беспокоит меня меньше, чем тот факт, что Исаак может решить скрыть от меня свое сообщение.

Дело не столько в том, что содержит сообщение, сколько в принципе. Я просто не хочу снова быть пешкой. Я отказываюсь позволять собой управлять и манипулировать собой.

Ирония в том, что, несмотря на это, я решила позвонить Исааку.

Но теперь я думаю, не совершила ли я ужасную ошибку.

— …не то, что я имел в виду, когда спросил, рассказал ли ты ей.

Мои уши напрягаются, чтобы уловить каждый вздох между каждым словом. Что еще он скрывает от меня?

Я разочарована, когда Исаак отвечает. — Как дела? — спрашивает он, уклоняясь от вопроса.

Я придвигаюсь немного ближе, надеясь, что гладкие деревянные половицы под ногами не заскрипят и не выдадут меня.

— На данный момент все в порядке, я думаю… осторожно… — Я улавливаю только последнюю часть этого предложения, но не рискую подойти ближе.

Если я это сделаю, они обязательно заметят, как я нависаю над ними.

— Довольно сложно скрывать от нее… — Голос Богдана низкий, но не такой глубокий, как у Исаака. Я не совсем уверена, но могу поклясться, что улавливаю небольшую долю беспокойства в его тоне.

Я теряю следующую фразу Исаака, когда они удаляются вглубь дома, оставляя меня в поисках продолжения.

Я рискую двигаться вперед — и в награду получаю несколько слов, брошенных ветром. — …Эта ситуация… уникальна… — Это не совсем важная подсказка. Но одно я знаю точно: письмо Максима — не единственное, что Исаак скрывает от меня.

Этот наивный, полный надежд, влюбленный голос в моей голове говорит мне держаться.

Может, Исаак просто ждет подходящего момента, чтобы сказать мне. Может быть, он планирует рассказать мне сегодня вечером за ужином.

Вот и все. Это должно быть так.

Вздохнув, я оставляю их позади и следую его указаниям в свою комнату на третьем этаже. Моя первая мысль, когда я вхожу: это слишком.

После трех недель в крошечной обувной коробке с Руди и Лилиан я даже не знаю, что делать с собой во всем этом пространстве.

В то время как усадьба Воробьевых в Лондоне была пышной и богато детализированной, это место скудно по цвету и брутально минималистично. Как и в фойе, черное стекло и нейтральные цвета сияют, как бриллианты. У меня такое чувство, будто я потерпела крушение в столице чужого королевства.

Странно, я не вижу ни шкафов, ни платяных шкафов. Я хмурюсь и медленно иду по периметру комнаты, позволяя кончикам пальцев скользить по холодным гранитным стенам.

Внезапно мой палец за что-то зацепился. Самая маленькая деталь. Я вглядываюсь поближе — затем, руководствуясь интуицией, нажимаю на нее.

Я чуть не вскрикиваю, когда кнопка нажимается. Я отскакиваю назад, когда в, казалось бы, бесшовной каменной стене появляется прямоугольная трещина толщиной с волос, и вдруг появляется дверь, где раньше ничего не было.