Барков

Синав

:Ах! нет, когда б ты князь о сем уведал деле,
Ты б видя, как мой дух страдает в темном теле
Давно мне знати дал, что кровь мне должно лить,
И грудь, в котору мне сей острый меч вонзить.

Трувор

:<…>
Вонзай оружие, сражай его бесславна,
Вот грудь, котора пред тобой виновна!^[340]

Синав высылает Трувора из города, отправляет его в ссылку. Синав и Трувор страдают. Трувор выполняет свою «должность», подчиняется приказу, удаляется, но там, за сценой, закалывается, о чем Ильмене сообщает паж. Ильмена закалывается на глазах потрясенной публики. Гостомысл сообщает о кончине дочери Синаву. Гостомысл страдает. Синав терзается мыслью о том, что его тиранство привело к гибели брата и друга, к смерти его возлюбленной, к безутешному горю ее несчастного отца. Синав тоже пытается заколоться шпагой, но Гостомысл и воины шпагу у него вырывают. Синав произносит заключительный, исполненный высокой патетики монолог, заявляет о том, что он больше не хочет жить, призывает на себя проклятия небес:

Карай мя небо, я погибель в дар приемлю,
Рази, губи, греми, бросай огонь на землю!..^[341]

Всё. Занавес.

Трагедия Сумарокова с успехом шла на театральной сцене, вызывала неизменный восторг зрителей. Более того, это была не просто слава, но слава международная. Известный немецкий критик И.-Х. Готшед, прочитав «Синава и Трувора» во французском переводе (правда, не стихами, а прозою), написал и в 1753 году напечатал в журнале «Das Neueste aus der anmuthigen GelehrsamKeit» хвалебную рецензию. Критик ставил русского автора в пример немецким драматургам, говорил о том, что и темы, и героев надобно искать в отечественной истории. В 1755 году трагедия Сумарокова была напечатана в Лейпциге в стихотворном немецком переводе К.-Г. Келльнера. В этом же году одобрительная рецензия была напечатана в «Journal étranger», которую Г. В. Козицкий перевел на русский язык и в 1758 году опубликовал в «Ежемесячных сочинениях» Академии наук. Венцом триумфа автора «Синава и Трувора» явилось избрание Сумарокова почетным членом литературного общества в Лейпциге. Вот на какую замечательную трагедию дерзнул замахнуться бесстрашный Барков. Так как же он это сделал?

Барков написал крайне непристойную, но остроумную пародию — трагедию «Дурносов и Фарнос», правда, не в пяти, а в трех действиях. Но Баркову вполне хватило и трех действий, чтобы высмеять и сюжет, и героев, и высокую патетику Сумарокова.

Как и в трагедии Сумарокова, в пародийной трагедии Баркова представлен любовный треугольник: Дурносов, «брат и наследник великого князя», и его наперсник Фарнос любят Миликрису, дочь «бывшего владетеля княжеской столицы». Кроме них на сцене появляются отец Миликрисы, ее мамка, которая в списке действующих лиц отрекомендована автором как «б… и сводня», и друг Фарноса Щелкопер. Миликриса любит Дурносова и не любит своего жениха Фарноса (то есть всё как у Сумарокова). Однако пародийный сюжет Баркова строится на проблеме, вырастающей чуть ли не до вселенского масштаба: отдаваться Миликрисе Дурносову или не отдаваться? Оба тяжко страдают. Дурносов по этому поводу кручинится. Его первая реплика: «Княжна, ты ведаешь кручинушку мою» (276). Он иступленно жаждет обладать возлюбленной, ему невтерпеж. Миликриса, будучи девицей, боится принести такую жертву любимому. Проблема обсуждается со всеми физиологическими подробностями (держись, Сумароков!)

Миликриса
Напрасно, князь, не льстися
И не старайся, ах, чтоб ты в мою красу…
<…>
(Уходит)

Дурносов
Увы, ахти мне, ах!

Явление 2

Дурносов
(один в горести и отчаянии)
Ужель от моего княжне таланта страх?
О, лютая судьба и грозная минута!
Почто, любезная, сурова ты и люта?
Когда бы я на то желанье устремлял,
Чтоб только о тебе без пользы воздыхал,
На тщетные б мои тогда взирая вздохи,
Нечестные одни смеялися бы плёхи!
Сердечным пламенем нещастной весь горю,
Устами я воплю, не ж… говорю:
Склонись, дражайшая, склонись в любовь и верность,
Почувствуй штанную мою к тебе усердность (278).