Бармалей и Снегурочка

Но что особо Бармалея удивило, это то, что он стоял посреди небольшой полянки, провалившись по пояс в этот самый волшебный снег, а вокруг он был совершенно нетронутым, ровным и гладким. То есть без единого следочка, без какого-либо изъяна. Впечатление было такое, будто он спрыгнул сюда откуда-то сверху, например, десантировался с вертолета, да так и застрял в сугробе.

Очень быстро он понял, что снег только казался нехолодным, на самом же деле был вполне себе обычного качества. Морозец же в лесу стоял крепенький, и щеки царапал, и за уши покусывал. Совершенно очевидно было, чтобы не замерзнуть, следовало двигаться, да побыстрей. Вот только куда? В какую сторону? Он повернулся во все, но везде кроме одинаковых, в общем, деревьев не виднелось ничего примечательного, так что в этом плане все стороны света казались равнозначными.

И все же, кое-что в одной стороне было примечательно. Там над лесом, очень низко, зацепившись за верхушку высокой ели, висела луна, похожая на большое серебряное блюдо, такая она была огромная, плоская и яркая. Серебряным своим светом луна заливала подлунные пространства столь обильно, что было в лесу светло, точно днем. Бармалей так, было, и подумал, что из полуночи сразу в день угодил. Но нет, какой же это день? Днем луна, если и видна, то бледная и прозрачная, будто призрак или отражение чего-то несущественного. А эта – вон, какая громадина. Супер луна. К тому же, днем таких глубоких и контрастных теней не бывает.

И решил Бармалей идти прямо на луну, вполне резонно заключив, что так, держась одного направления, он, по крайности, не будет ходить кругами. А если идти по прямой, рано или поздно куда-нибудь придешь. Логично? Логично. Что еще ему оставалось? Дед его, Василий Павлович, точно так бы и поступил.

Так он и сделал. Нахлобучил шапку поглубже, чтобы уши от мороза уберечь, да и пошел на свет лунного фонаря, будто мотылек ночной, раздвигая снег, как воду. Споро шел, без натуги, и вскоре так разогрелся, что даже полушубок расстегнул нараспашку. Одно плохо, выяснилось вскоре, что ботиночки его, вполне добротные да на толстой подошве, для гуляния по снежной целине не очень-то подходят. Снег стал забиваться в них, и вскоре ноги его совсем промокли. А это значило, что долго он такой режим ходьбы не выдержит, и что скорей бы ему куда-то уже прийти, чтобы ситуацию выправить.

Ему уже и казаться стало, что вот-вот что-то появится впереди из-за елей, и он вглядывался в лежащие по курсу чащобы, высматривая долгожданный приют. Луна все так же светила ему прямо по курсу, там и висела, оседлав еловую маковку. Хоть это радует, думал Бармалей, что не сбился на бессмысленное петляние.

И все же вскоре сомнения стали одолевать лесного путешественника. С чего это он решил, что обязательно здесь кого-то встретит? Вообще хоть кого-то? Ведь он до сих пор не увидел еще ни единого звериного следа. А? Что за лес такой без звериных следов? Или что за звери следов не оставляют? Лес может оказаться огромным, бесконечным и пустынным, и он может брести по нему до самого горизонта, никого не встретив. Да и горизонт, такая штука недостижимая, всегда впереди, сколько ни гонись за ним. Он вдруг с холодной ясностью представил себе, что затерялся в этой бескрайней заснеженной равнине, что никто и никогда не найдет его здесь... Тем более что способа вернуться назад он не знает. Даже не озаботился узнать. В ужасе он остановился и стал озираться со страстным желанием найти какой-то знак или примету того, что все его страхи напрасны.

И вдруг... Что это там? След? Он увидел впереди себя чей-то оставленный в глубоком снегу след. Его немедленно накрыла жаркая волна радости, практически эйфории, он бросился к следу впереди так, как утопающий бросается к обломку мачты или шлюпке.

И лишь подбежав ближе, он узнал этот след, начинавшийся из точки посреди нетронутой снежной поляны. Конечно, это был его след, никаких сомнений. Но как?! Как такое возможно? Ведь он постоянно и неуклонно шел на луну. Вот она, на том же месте, над той же елью. Лживая маска!

И тут до него дошло. Ну, конечно!

– Есть лес, значит, есть и леший, – сказал он громко, с безнадежным смирением. И позвал: – Эй, хозяин! Выходи! Стань пред мои очи ясные!

– Ась?! – раздалось немедленно где-то рядом, показалось, за спиной. Бармалей быстро оглянулся, и тогда уже впереди, заняв его первый, начальный след, проявился он, хозяин лесной. – Чего изволите?

Мохнатый, остроголовый, нос похож на кривой сучок, и глаза, будто два уголька горят. Любитель пошутить.

– Что ж ты, царь лесной, молодцу голову морочишь? – спросил Бармалей. – Почто путника кругами водишь?

– А что? – подбоченился леший. – Имею полное неоспоримое право.

– Во как! – удивился парень. – Это что же за право такое, человека с дороги сбивать?

– Полное и незыблемое право, – стоял на своем леший. – Во-первых, лес, а в лесу мы всегда в своем праве. Во-вторых, лес заповедный, волшебный, сюда чужим и вовсе ступать заказано. Вот так вот.