Голос у Баюна мелодичный, убаюкивающий, что называется, бархатный, по ушам так и скользит. При этом рассказчиком он выявился никудышным, Бармалей это сразу определил. Уж до Василия Павловича с его сказочками Баюну, как сказочнику, было далеко, дальше, нежели отсюда до Берендейска пешком. Кот экал, бэкал и запинался, с одного на другое всю дорогу перескакивал да назад возвращался. А иногда и вовсе, вдруг хватался за хвост не озвученной мысли и уносился следом за ней неведомо куда. В общем, не потерять нить его рассказа да не заснуть при этом, тем более с устатку, было задачей не из легких.
Действительно, испытаньице, думал Бармалей. Его нещадно тянуло на зевоту, и он не знал, как с эдакой напастью справиться, аж пока не придумал кусать себя за палец. Слезы текли из глаз его от боли да от проглоченных судорог, он так терзал себя, что вскоре почувствовал на языке вкус крови из прокушенной кожи. Приходилось терпеть. А что делать? Жить захочешь, и не то вытерпишь. Но ведь главной задачей его было не заснуть, и он с ней худо-бедно справлялся. Правда, все зависело от того, надолго ли Баюн завел свою канитель. Если надолго, ничто его не спасет, думал Борис. Тут хоть как, хоть по локоть руку себе искусай, непременно и неминуемо заснешь. А во сне станешь дальше себя кусать, и все равно не проснешься. Такая вот беда с Баюновой сказочкой.
– Итак, девица, – между тем, продолжал Баюн. – С девицей однако все было замечательно. Как не быть? Было! Или не было. Кто теперь сказать может? Непосредственных свидетелей тому не осталось. Это только со стороны кажется, что так, а не иначе. Девица та, когда нашлась, сразу была маленькая, но пригожая, а как подросла, то и вовсе расцвела, как маковый цветочек стала. Или как клубничка. Не важно, расцвела. Лесной дедушка держал ее в строгости, у него не забалуешь! А, с другой стороны, он в ней души не чаял, всякие подарки да гостинцы ей из лесу приносил. То прикрасу принесет, то неведому зверушку. Хотя, откуда в лесу неведомым зверушкам взяться? Понятно, что неоткуда. В лесу зверушки друг другу до того знакомы, что, можно сказать, уже родня. Дальняя, но все же. Так вот. Про девицу никто ничего подобного сказать не мог. Потому что, откуда она в лесу взялась, и что с ней было до того, как дед-лесник ее под елкой нашел, не известно. Не знает про нее никто ничего. А кто знает, тот не сказывает. Вот и получается, что хоть и внучка, а не родная. А если родная, то не ясно, кому.
– Уф! – Баюн перевел дух. – Быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается. Или наоборот. Да, бывает и наоборот. Не важно. Но что особенно хочется отметить: жили дед с внучкой душа в душу. Мирно, то есть, жили, в любви и согласии. Особенно когда девица подросла и стала деду во всем помогать. В особенности зимой. Ведь зимой в лесу забот, как говорят, полон рот. А рот – до ушей. Не важно. Так вот! О чем это я? Да! Тогда это все и случилось. Зимой! Отправился как-то лесничий дед в обычный обход, проверить свою делянку, посмотреть, все ли на ней в порядке. Да и пропал. Девица день ждала его дома, два ждала, а потом решила, что приключилась с дедушкой беда неведомая, и что надо его спасать. Собралась она, не раздумывая, да и отправилась за дедушкой в лес. Да и сама там пропала. С той поры больше не видел никто в лесу ни дедушку, ни внучку. Пропала девица, пропала, красавица. Никто даже имени ее настоящего не знает, вот ведь какая беда!
Бармалея к этому моменту сморило окончательно. Только безудержное кусание пальца не давало его голове упасть на стол. Да что Бармалей! Он к декламациям Кота Баюна непривычный, его невыдержанность можно понять. Но даже Леший с мамашей Фи, и те вовсю похрапывали! Только ведь испытывался все же Бармалей, а не кто другой, он должен был, кровь из носу, держаться. В его случае, конечно, кровь из пальца.
Однако как раз в этот момент кое-что до Бармалея дошло. Сообразил он, наконец, про кого на самом деле в Баюновой сказочке ведется – и сонливость его как рукой сняло!
– То есть, как это, никто имени ее не знает?! – вскинулся он. – Кое-кто очень даже знает! Ты байку свою о нашей Марфутке сказываешь! О той самой девице, за которой я в ваш волшебный лес пришел!
– При чем здесь Марфутка твоя? – кот помотал головой. – Не ведаем мы никакой Марфутки!
– Как не ведаете! – распалился неожиданно Борис. – Давай-ка, голуба, не втирай мне! Байки байками, а реальная история совсем другое дело. Все вы ведаете! Только вы ее, девицу мою, Марфутку, как Снегурку знаете. Ну, Снегурочка? Знаете же? То-то! И, если на то пошло, она вернулась домой, в лес. Только это не точно. Проверить надобно.
Бармалей так громко и так бурно выражал свою радость, что сыскался, наконец, след пропавшей Снегурки, что разбудил и переполошил не только мамашу Фи с лешим, но и вообще всех посетителей Корчмыы, которых сморил и усыпил своим рассказом Баюн-сказочник. Проснувшись и сообразив, в чем дело, все дружно закричали: – Ура!
Наполнили до краев брагой и сдвинули в едином порыве глиняные кружки, и выпили до дна.
– Гип-гип, ура! Ура! Ура!