Бармалей и Снегурочка

– Что значит, не начинал? – удивилась хозяйка. – А это что?

Бармалей глянул, куда указывала мамаша Фи, и тогда только заметил, что во время прыжка на шапку, Баюн зацепил-таки и рассек когтем его ухо. Кровь неслышно сочилась из раны, капала на отворот полушубка, дробилась там, на белой овчине и, расползаясь, расцветала ярким алым цветком.

– Ох, ты! – огорчился Бармалей и полез в карман за платком, чтобы, значит, ранку прикрыть.

– Царрапина! – презрительно промяукал кот.

– Не годится с таким украшением по нашему лесу расхаживать, – сказала веско владелица корчмы. – Мало ли кто на запах свежей людской кровушки сбежаться может! Нам такие гости ни к чему! Ну-ка, дай-ка сюда!

Потянувшись к Бармалею, мамаша Фи пальцами защемила рассеченную мочку его уха, сдавила на мгновение, а когда руку отняла, ни крови, ни даже следа царапины там больше не оставалось. Только молодое ухо, розовое, будто после ласковой трепки. Так же просто, небрежным движением, владетельница волшебных предметов смахнула с ворота Борисова кожушка аленький цветочек. Раз! – и нет его.

– Так-то лучше, – оценила она дело рук своих.

– Вот это да! – в очередной раз удивился Бармалей. – Вы, мамаша, еще и целительница!

– Иногда, – согласилась Ягодинка Ниевна. – По мере надобности. А теперь – она хлопнула в ладоши – испытание!

– Я вот подумал, – с простецкой улыбкой выдвинул гость встречное предложение, – а нельзя ли совместить испытание с трапезой? Еще лучше, ежели б трапеза и стала испытанием? Я бы точно его выдержал.

– Ага, понимаем. Люблю я поработать, особенно поесть?

– Ха-ха. Да, есть такое дело. Немного... Просто, очень уж я проголодался.

– Мы тут все проголодались, – возразила хозяйка. – Однако испытание Баюна, стало быть, на его усмотрение.

– Нет, – сказал кот категорически. – Не велю!

– Ишь, не велит он! – подчеркнула хозяйка и немедленно переключилась на Баюна, стала того поторапливать: – Так, давай, начинай, говорливый ты наш! Не тяни больше! А то гостя кормить уже надобно, а мы еще ничего не решили. Может статься, он сам на шурпу пойдет?

И женщина неожиданно цыкнула зубом. Оказалось, она умеет делать это крайне убедительно. Из-под тонкой губы ее мелькнул желтый острый клык.

Тут Бармалей совсем побледнел, и про голод свой напрочь позабыл. Как бы самому, потому что, радушным хозяевам на прокорм не пойти. Ну и дела! – думал он, внутренне подбираясь. Вот попал, так попал! Нет, пусть уж лучше голодный, да живой!

«В темном лесе, в темном лесе, – принялся выводить хор распевно. – Распашуль я, распашуль я...»

– Пение тебе помехой не станет. Ничего, – заявила мамаша Фи баюну- сказочнику. И коротким жестом велела приступать.

Кот Баюн, повинуясь указанию хозяйки поторапливаться, невзирая на собственный довольно изрядный физический размер, неожиданно легко вскочил на стол и подбоченился. Стол скрипнул, такой массивной оказалась кошачья тушка, однако вполне его выдержал, поскольку сбит был основательно, из толстых дубовых досок.

– Что ж, любезные русколанцы! – обернув хвост с белой кисточкой на конце вокруг пояса, начал свое выступление Баюн. – Майне дамен унд херрен! Мадаме ... – кот отвесил отдельный поклон мамаше Фи.

– Ты что же, немец? – снова влез с вопросом Борис. Такая у него привычка выявилась, до всего докапываться, во все вникать.

– Пожалуй, что немец, – легко согласился кот. – В каждом, если постараться, можно немца найти. И сделал тут серьезный жест лапой, предостережительно выставив перед собой длинный загнутый коготь: – Ты больше не перебивай, ладно? А то с мысли сбиваешь. Не люблю я этого! Я-асно? Вот так-то. Итак, дамы и господа! Судари мои и сударыни! А расскажу-ка я вам сказочку!

– Я не понял! – прошептал неуемный Бармалей, наклонясь к мамаше Фи. – Выслушать котейкину сказку, и есть, что ли, испытание?

– Так и есть! – шепнула в ответ Ягодинка Ниевна. Вблизи был слышен шедший от нее тонкий сладкий запах сушеной травы и грибов. – Не заснешь ежели, до конца досидишь, внемля, значит, испытание выдержал. А заснешь, то уже и не проснешься. Извиняй...

– Аха!.. – озадачился Бармалей. Спать ему, однако, хотелось не менее чем есть. Ведь вторую ночь подряд он, почитай, глаз не смыкал. Тем более, разомлел тут, в тепле Корчмыы... Но делать нечего, испытание есть испытание, его полагается держать. Взбодрился он, как мог, встрепенулся, глаза вытаращил да и приготовился Баюнову сказочку слушать.

– В тридевятом царстве, в тридевятом государстве, – начал Баюн свой сказ, – А, может, не в государстве, не в царстве и даже не в королевстве, а как раз наоборот, где-нибудь в лесу, на поляне, не важно, жила-была девица, жила-была красавица. Одна жила, совсем одна... Или не одна, уже не помню. Не важно. А, вот, вспомнил: жила она с дедушкой! А дедушка, соответственно, в том самом лесу лесником работал. Или не работал, но служил точно. Не важно. Да, служил. А девица, соответственно, службу дедушке справлять помогала. По мере сил.