Бармен и его Швабра (СИ)

— Чего им от меня надо? — спрашивает юный женский голос. Он кажется мне знакомым, но в последнее время радио звучит в баре так часто, что это не удивительно.

— Ничего. Их натравили. Сами бы они не решились. Могу выйти и разогнать, хочешь?

— Вот ещё. Плевать мне на них. Пусть орут, придурки.

— Неправда. Тебе обидно и страшно.

— Да. Ты прав. Я не сделала ничего плохого, а они ненавидят меня так, будто я самое страшное зло мира.

— Это не ненависть, а глупость, стайное чувство и, конечно, обида. Они слишком глупые, чтобы иметь своё мнение, они получили разрешение на травлю, они в экстазе от объединения в толпу, но главное, они просто слишком не уверены в себе, чтобы ухаживать за такой красивой девочкой, как ты.

— Да ладно тебе, пап!

— Я серьёзно. Они не могут сделать тебя своей, поэтому хотят сделать больно.

— Не знаю, как я буду жить среди них дальше, — с тоской в голосе сказала девушка.

— Потерпи, дорогая. Это ненадолго. Им надоест, найдут себе новые развлечения.

— Можно я возьму это?

Вопрос повис в воздухе, потому что я не сразу понял, что он прозвучал не по радио, а в подсобке. Беловолосая подружка Швабры показала мне какие-то старые пыльные фотоальбомы.

— Мы всё разобрали и перетаскали в сарай, — сказала она голосом девушки из постановки. Или, по крайней мере, очень похожим. — Но, если вы не против, я бы взяла это себе.

— Зачем?

— Люблю рассматривать старые фото. Вам ведь они не нужны?

А ведь она врёт. Точнее, сильно недоговаривает.

— Дай глянуть.

Старый фотоальбом с прорезями в картонных страницах, куда надо вставлять карточки. Рассчитан под квадратный формат «полароида». Самые первые здорово выцвели, цвета уехали в сепию, да и качество съёмки так себе. Какой-то мужчина, какая-то женщина… Скорее всего, муж с женой. У стола. У барбекю. На речке — у дамы отличная фигура. Не сразу понял, почему интерьеры и виды кажутся знакомыми, опознал, только увидев стойку. Эта семья жила здесь. Видимо, мужчина — предыдущий бармен. Впрочем, логично — раз уж альбомы валялись в кладовке. Его лицо мне определённо знакомо, но я никак не могу понять откуда.

— Я заберу? — спросила девушка нетерпеливо.

— Ну, вроде бы на них больше никто не претендует. Я определённо не любитель разглядывать чужие фото, — захлопнул пыльный альбом и отдал его.

— Спасибо. Там ваш помощник сказал, что вы нашли ящик со всяким таким… А где он?

— Убрал к себе в комнату. Там патроны, нечего им где попало валяться.

— А можно на него посмотреть?

— Зачем?

— Интересно. Обожаю готику.

— Так и не скажешь, — девушка одета в стиле «приличная школьница».

— Блондинкам приходится быть готичными в душе. Покажете, вам же несложно?

— Несложно.

Я заглянул в зал, там Швабра принимала деньги от дослушавших радио одноклассников.

— Что? Сдачу тебе? Серьёзно? А про «чаевые» ты вообще слышал? На, крохобор, не забудь вернуть мамаше, а то в следующий раз мелочи на мороженое не даст.

— Это что, чаевые? Серьёзно? Наверное, в лесу что-то сдохло. Но мелкое, не крупнее мыши, как твоя подачка. Что? Ну уж нет, не отдам. Что на стойку упало, то пропало.

— Эй, мелкий, не вздумай занимать этому жадине. Врёт, что отдаст, не верь. Мне он с шестого класса пятёрку должен. Вон, смотри, делает вид, что не слышит. Вот так же он будет себя вести, когда ты напомнишь о долге. Внезапная глухота.

— О, ты сегодня в новом платье? Отрасти что-то вроде сисек, и оно тебе пойдёт. Да-да, у меня и таких нет, зато я умная и умею считать. С тебя ещё трояк. Серьёзно? Попроси своего кавалера. Что краснеешь? Пусть руки моет от пирога, прежде чем хватать тебя за коленку, вон, всю юбку залапал…

— Кто делал тебе макияж? Серьёзно? То есть ты за это заплатила, а не упала, споткнувшись, лицом в тушь? А я уже хотела предложить щёлочь, чтобы отмыть эту копоть с твоей сковородки. Но, если заплатила, то теперь, конечно, ходи так до зимы, может, тебя примут в почётный союз трубочистов…

Бездна обаяния и море эмпатии. Думаю, в классе все её обожают.