Бармен из Шереметьево. История одного побега

— Я отвезу тебя домой. Мне необходимо поговорить с господином Раевским, вашим священником. По-моему, мы даже с ним немного знакомы.

В машине Димка осмелел и начал расспрашивать своего нового друга. Особо не замыкаясь, Сэм рассказал, что когда-то был советским солдатом и ушел в Западный Берлин во время строительства стены. Женился на немке, затем уехал в Штаты, учился, развелся, воевал во Вьетнаме, а теперь вот на федеральной службе.

— А трудно, наверное, поступить на федеральную службу?

— Да нет, — отмахнулся Сэм, — сюда идут те, кто не способен найти себя в частном бизнесе, кто никогда не будет летать первым классом и жить в доме с видом на океан.

Так Димка и не понял, ирония это была, сарказм или факт. При этом он совершенно успокоился и сам себе объяснил, что нервничать больше незачем, что решат его судьбу теперь вот такие люди, как этот Сэм-Семен, и что повлиять на это он уже все равно никак не сможет. Кошмары закончились — он работал в магазине, занимался с детишками в церкви, пытался учить немецкий, но вместо этого без всяких усилий неплохо освоил польский. И еще ссорился с Гошкой, постоянно ссорился с Гошкой…

Сэм приезжал еще три или четыре раза с неизменными желтыми листами, каждый раз что-то уточняя. Примерно через месяц в фотомагазине зазвонил телефон и некто по-английски попросил Дмитрия, но напрасно радовался Сигизмунд — то не были покупатели. Голос с сержантскими интонациями вежливо попросил явиться в консульство США на Гизенер Штрассе в 9 утра понедельника.

В этот раз Диму провели в большой и светлый кабинет, где под новеньким портретом Рейгана сидела молодая спортивного вида женщина без следов косметики. По-английски она задала гостю с десяток довольно общих вопросов: что произойдет с ним в случае возвращения?.. Звонил ли он в Москву?.. Имел ли контакты с близкими?.. Знает ли об их судьбе?.. В каком звании демобилизовался из армии? Сделала какие-то записи в открытой перед ней папке, затем протянула холодную ладошку и распрощалась. Вся встреча заняла не больше пяти минут и совершенно раздавила Димку морально. Внезапно он осознал, что только что произошло нечто очень важное и, по всей видимости, не совсем для него хорошее. В состоянии, близком к тому, что испытал на регистрации в Шереметьево, на негнущихся ногах вышел он из кабинета. Не хватало воздуха, стучало в висках, и кружилась голова. В коридоре его встретил невеселый Сэм. Попросил подождать, зашел ненадолго к женщине под Рейганом, тут же вышел с бумагами в руках и знаком предложил следовать за ним. Полон дурных предчувствий, Дима поплелся в уже знакомый ему крохотный кабинет.

— У меня есть для тебя очень плохая новость, — начал Сэм и, взглянув с беспокойством на бледное лицо собеседника, добавил, указывая на стул: — Я хочу, чтоб ты присел.

«Выдадут!!! — кувалдой застучало в Димкиной голове. — Выдадут обратно!.. Поэтому она и спрашивала про Москву!.. Обратно… Выдадут… Как же так???»

— Что? — сказал он с вызовом каким-то хриплым, самому показавшимся незнакомым, чужим голосом. — Вы решили выдать меня обратно?

— Как это? — поднял голову от бумаг Сэм. — Зачем обратно? Куда обратно? По твоему кейсу консулом только что принято положительное решение — какое может быть «обратно»? Сейчас, возможно, тебе понадобится поехать в специальный лагерь в Мюнхене на пару недель, а затем — Нью-Йорк.

— А что же тогда? — шепотом прохрипел изумленный Дима. Округлившимися глазами он смотрел на Сэма и, кажется, ничего уже не соображал.

— Мне искренне жаль, но, похоже, у тебя больше нет родственников. По нашим сведениям, твой дядя — Климов Владислав Михайлович, умер. Покончил жизнь самоубийством еще в декабре прошлого года. Я не сообщал тебе раньше, но вот вчера эту информацию подтвердили наши друзья из немецкой BND — теперь нет оснований сомневаться.

…

— Не снимайте ее. Пусть висит.

— Ну как же не снять? А вдруг зайдут да начнут со мной по-английски разговаривать, а я и немецкого-то за все эти годы толком не выучил, — сокрушается Сигизмунд, тайком вытирая слезу.

— Скажете им, что я выходной. Что в отпуске. Скажете, что вернусь. Что приеду еще.

— А ты приедешь?

— Обязательно. Я теперь много ездить буду… Я точно знаю.

— Куда же, Дим?

— Да много куда, — конфузится важный Димка, — это большой мир. — И, поправив рюкзак, смущенно добавляет: — Очень большой мир!

— Удачи тебе, Дима.

New York, New York

— Хапнешь горя лопатой! — безапелляционно заявил Изя.

— Че так? — опечалился беженец.

— Кто ж тебе помогать-то будет? Ни Джуйка, ни Хиасс русского не возьмут, а толстовский ваш фонд и так нищий был, а теперь, говорят, и вовсе накрячился.

— А меня вот к этим приписали, — показал Дима желтый конверт плотной бумаги. Прямо по центру было написано The International Rescue Committee[8].

— Херня какая-то, — отрезал Изя и отвернулся к окну. Читать по-английски он не умел.

Огромный «Боинг» компании «Пан-Ам» набрал высоту и нес нашего героя к новой жизни. Герой прикрыл глаза и отдался размышлениям. Мысли, однако, лезли какие-то глупые.