Поэт сильно сконфузился. Тарелка выпала из его хватки. Содержимое забрызгало сапоги. Полуобнаженная волшебница же прижалась к нему. Платье вот-вот сползëт с её округлых бёдер.
— Ты не хочешь меня? — она облизнула Бэбкоку правое ухо.
Тот, наконец, вздрогнул и отскочил.
— Послушай, — нервно начал он. — Мне не нужно нечто подобное! И я… Я дезавуирую не потому, что не имею желаний… Или не потому, что ты не соблазнительная. Просто это всё так дико! Оденься, пожалуйста!
Ведьма взглянула на него с отчаянием, сменяющимся холодной злобой. И поспешно набросила верхнюю часть блио обратно. Поэт метнулся к двери, обогнав её.
— Кажется, ты не так поняла меня! — он замахал ладонями, намереваясь не выпускать чародейку, пока не объяснится. — Амелия… Что на тебя нашло?
Она не отвечала. Лишь продолжала сверлить Бэбкока глазами, сжимая кулаки.
— Хорошо… Что ж. Ладно, тогда говорить буду я, — Иорик перевёл дыхание, намереваясь собрать разлетающиеся мысли воедино.
— Я ведь не краснобай, ты знаешь. Хотя разве только малость. Но если посмотреть на мир с отстраненной точки зрения, то всё само по себе довольно пустое. Если ты понимаешь, о чем я, — поэт оперся спиной о косяк у входа. — Не знаю, что толкнуло тебя на такую разнузданность. Однако, отбросив деликатность, могу заявить, что догадываюсь. Но всё же это совершенно на тебя не похоже. Ты исключительный человек, Амелия, в самом отличном смысле этого слова. При атаке крепости, у которой бастионы кишат пушками, осаждающим приходится рыть траншеи, чтобы не пасть под обстрелом.
Она рассмеялась и откинулась на обшарпанный диван возле окна.
— Продолжай, — объявила Амелия царственным тоном. — Интересно, к чему ты подведешь свои теоретические знания о военном деле. В котором я, кстати, разбираюсь гораздо больше, чем ты.
— Ох… — поэт так потëр свои веки, что перед взором всё заискрилось. — Сиречь: я уже не тот, что раньше. Утехи от соития не вызывают интереса без такого важного чувства, как любовь. Кто-то возможно, скажет, что я парю в эмпиреях. Однако лучше мечтать о достойном, нежели бросаться в омут обыденной скучной страсти, которая ничего не оставляет после себя.
Волшебница вставила ноготь указательного пальца между двумя передними зубами и задумалась.
— Решил стать степенным? — поникшим голосом спросила она.
— Пожалуй, это куда лучше, чем то, что ты предлагала сейчас, — с серьёзным видом ответил Иорик. — Когда крепость захватывают молниеносно и легко, то это не вызывает того удовольствия, как, например, при долговременном бое. При таком сражении, когда нет уверенности ни в чем. Я это к тому, что всё высокое даёт высокое. А низкое даёт только низкое. Если пару лет назад я беззаботно плыл по прозрачному узкому руслу на рыбацкой лодочке и восторгался пышными грудями любой женщины, которая проявит ко мне внимание. То теперь же… Моя жизнь похожа на фарватер. В нём значение имеет уже большое судно, несущее истины. Потому мне не нужно соитие с красоткой. Я ищу улов крупнее. Я ищу любовь.
— Ты просто смешон! — ведьма презрительно скривила губы. — Жалкий дурак!
— Ну, я хотя бы не лицемер, как ты! — парировал поэт. — Может, хватит казаться сильной? Думаешь, что я не смогу понять тебя? Долго ещё собираешься носить маску или всё же не испугаешься и откроешься?
— Считай меня просто фривольной, — безэмоционально отчеканила чародейка и поднялась с места.
Иорик преградил ей дорогу.
— Хватит, Амелия! Когда ты выйдешь через дверь, так и не описав того, что творится на душе. То твоим другом я больше называться не буду. Своё презрение оставь для чужаков. Но ко мне так относиться не позволю.
Она пожала плечами. По лицу её пробежала нервная дрожь. Он заметил, как глаза подруги с каждой секундой намокали плотнее.