Барон Беркет

Она все еще была под впечатлением смерти, случившейся на ее глазах. Догадываюсь, что впервые убивали так близко от нее. Подчиняясь моему властному взгляду, Матильда через силу отпила глоток.

– Порежь курицу, – приказал я служанке.

Тем временем отрезал по три куска хлеба и окорока. Один бутерброд положил перед императрицей Матильдой. Прослойка мяса у окорока была красноватая, наверняка напоминала рубленые раны. Поэтому не удивился, что Мод не стала его кушать. Второй отдал мальчику, который жадно схватил бутерброд и сразу начал есть, позабыв поблагодарить. Видимо, предыдущие гости не сочли нужным покормить хозяев. Я откусил почти половину своего бутерброда и, когда зубы впились в сало, почувствовал, как сильно хочу есть. Впрочем, пить хотел еще сильнее. Пережевав, спросил у хозяйки:

– Есть еще вино? Я заплачу.

Она отрицательно помотала головой.

– У них есть, – сказала служанка и показала на сложенные у стены седла и седельные сумки: – Вон там.

В бурдюке, который подала служанка, было литра три вина. Я взял лежавший на столе второй рог с такой же медной каемкой, наполнил его вином и выпил залпом. Потом отдал бурдюк и рог валлийцам, которые ради вина отвлеклись ненадолго от мародерства. Я принялся доедать бутерброд, наблюдая за императрицей. Она вино отпивала маленькими глотками и тупо смотрела в столешницу. После каждого глотка лицо Мод становилось немного розовее, а в глазах усиливался блеск. Быстро ее вставляет. Я вспомнил, что посоветовал ей молчать, поэтому задал вопрос, который давно меня мучил:

– Что тебе сказал брат, когда ты спросила, кто я такой?

Она ответила не сразу. Я уже подумал, что не помнит тот пир в Бристоле почти двухгодичной давности.

– Он сказал, что ты хорошо втыкаешь копье, – произнесла она с вызовом, с каким неуверенная в себе женщина набивается понравившемуся мужчине.

– Он не лишен чувства юмора, – пришел я к выводу.

– Еще он сказал, что ты очень образованный человек, – сообщила императрица Мод.

Образованность – величина переменная, зависит от эпохи и места. В Одессе двадцатого века образованным считали того, кто мог отличить Бебеля от Бабеля и кобеля от кабеля. В Западной Европе двенадцатого века образованный человек должен уметь написать свое имя и посчитать до десяти, при условии, что первый процесс занимает меньше времени, чем второй. Но везде и во все времена женщина считает таковым того, кто умеет сказать стихами, что она красива. Я решил блеснуть эрудицией и процитировал на латыни:

«Что я за плечи ласкал! К каким я рукам прикасался!

Как были груди полны – только б их страстно сжимать!».

– Это ты сочинил? – порозовев от смущения или удовольствия, спросила императрица Мод.

– Увы! До меня это сделал на тысячу лет раньше римский поэт Овидий, – ответил ей.

Книгу его стихов я купил в Константинополе. Учил по ней Алену читать.

– Не слышала о таком, – призналась Мод.

– Не удивительно: у него не складывались отношения с императорами. – Я отрезал скибку хлеба, положил на него кусок курицы, дал ей. – Ешь, нам еще долго добираться.

Она взяла, оторвала несколько волокон белого мяса, пожевала их нехотя.

– Не хочу есть, хочу спать, – капризно произнесла императрица Матильда.

Уверен, что обиделась за перевод разговора с поэзии на хлеб насущный.

– Далеко отсюда до замка Уоллингфорд? – спросил я хозяйку.

– Мой муж верхом успевал за полдня съездить туда и обратно, – ответила она.

– Моей жене надо поспать немного, – сказал я.

– Пусть ложится, – предложила хозяйка, вставая с кровати.

Императрица легла одетая, только сапожки сняла с помощью служанки, которая укрыла Мод одеялом. Засыпая, императрица Мод посмотрела на своего рыцаря и впервые за все время, что я ее видел, улыбнулась мягко, по-детски.

А рыцарь принялся наминать курицу, запивая ее вином. Отломил себе треть. Остальное доедят мои рыцари. Они закончили раздевать убитых врагов, начали вытаскивать голые трупы на крыльцо и оттуда скидывать вниз. Потом привяжут их за ноги к седлу и отбуксируют лошадьми на речной лед. Когда он растает, трупы поплывут к своему королю Стефану в Лондон.

– Отложите один комплект молодому рыцарю, – приказал я.

Умфра посмотрел на мальчика, кивнул головой, соглашаясь, что из пацаненка получится рыцарь и отложил для него шлем, кольчугу, меч, щит и седло.

– Или ты не собираешься становиться воином? – спросил я на всякий случай.

– Я обязательно стану рыцарем! – пообещал мальчик.

– Становиться надо не просто рыцарем, а хорошим рыцарем. Иначе будешь, как эти… – кивнул я в сторону двери, через которую вытащили трупы. – А для этого надо учиться, много и долго.

– Я буду учиться! – искренне пообещал он.

– У матери? – насмешливо спросил я.

Мальчик смутился. Здесь его, действительно, некому учить.

– Летом отвезешь его в замок Уоллингфорд оруженосцем к лорду Брайену. Скажешь, прислал барон Александр, – сказал его матери. – Я предупрежу лорда.

– Спасибо! – радостно поблагодарила она.

Когда вернулись валлийцы, сказал им:

– Я прилягу. Толкнете, когда поедите.

Сняв сапоги, лег рядом с императрицей. Она во сне прижалась ко мне. Засыпая, слышал ее спокойное тихое дыхание.