Деревни, ставшие моими, тоже изменились. В них появилось больше скота, следовательно, больше продуктов питания и удобрений, благодаря чему выросли урожаи на полях. Да и поля расширились значительно. Крестьяне вырубают леса, выкорчевывают пни и пускают эту землю под пашни и луга. Часть мужского населения деревень ходит со мной в походы и привозит домой деньги. Иногда немалые. Им хочется эти деньги потратить. Есть спрос – будет и предложение. Беркенхед растет буквально на глазах. Я уже собираю с него оброк, как с трех с половиной ленов. Сперва в нем осталась часть военнопленных, которые строили для меня пристань и дорогу вдоль реки. Потом стали приезжать переселенцы из охваченных войной графств. Я, точнее, Тибо Кривой по моему приказу, выделяет им участок леса под пашню и на обустройство. Переселенцы, выражаясь языком двадцать первого века, получают налоговые льготы на два-три года, а иногда еще и товарный кредит: лошадей, коров, овец, коз, свиней. Мы время от времени пригоняем из походов столько скота, что, если продавать его, цены обрушим.
Особая моя гордость – племенные лошади. Я вывожу крупных тяжеловозов на роль боевых коней и красивых иноходцев для понтов. Этой весной первому поколению жеребят, сыновьям Буцефала, пойдет четвертый год, будем объезжать их и обучать. Но основные результаты племенной работы появятся только года через два-три. Лошадьми занимается Жак. Он в них души не чает, и кони отвечают ему взаимностью. За это Жаку дали в замке прозвище Лошадиный рыцарь. Жак не обижается. Он не сумел или не захотел стать настоящим рыцарем, в отличие от Умфры и Джона, которые уже ведут себя так, будто носят кольчугу в десятом поколении.
В мои обязанности входит быть судьей на подвластных территориях. Поскольку мне никогда не нравилось судить кого бы то ни было (да не судим буду!), занимается этим Тибо Кривой. Он сошелся с Шусан, так что почти родственник мне. У Тибо просто-таки дар разбирать, кто прав, кто виноват. Что главное, мои вассалы тоже считают, что он хороший судья, хотя иногда, по моему мнению, принимает наиглупейшие решения. Я их отменяю или заменяю на более мягкие. За что меня тоже считают хорошим лордом, справедливым, но добрым.
Зимой я организовал облаву на волков и две – на оленей. Волков убивали для пользы дела, а оленей – для забавы. Мяса в замке и без них хватало. Просто скучно было сидеть без дела. Когда был в Нормандии, рвался домой, а приехал в замок – и через неделю подумал, что можно было бы и повоевать еще.
В начале марта переправился с небольшим отрядом на противоположный берег устья реки Мерси, где собрал оброк со своих маноров. Заодно договорился, кто, куда и какую должен проложить дорогу. Жителям будущего Ливерпуля придется еще и пристань построить. Пообещал прислать им в помощь мастеров и рабочих, знающих, как ее делать. Местным рыбакам пристань была ни к чему. Они по дедовской привычке привязывали лодки к сваям, вбитым в дно, или вытаскивали на берегу за зону прилива.
Зимой в валлийских деревнях жили мои сержанты, обучали местную молодежь тому, чему я научил их самих. Доложили, что есть кого взять в поход. Среди желающих была не только молодежь, но и мужчины за тридцать.
В середине апреля я собирался отправить посыльных к графам Честерскому, Линкольнскому и Глостерскому, чтобы узнать, когда каждому из них отслужить положенное за лены и сколько взять с собой людей? Не успел, потому что прискакал посыльный. В Линкольне оказались в осаде двое из моих сеньоров – Ранульф де Жернон, граф Честерский, и Вильгельм де Румар, граф Линкольнский. Им понравилось зимовать в Линкольне. Климат там получше, город побольше и «поцивильнее» да и замок понадежнее. Осадил их король Стефан. Не мог он простить графам захват Линкольна. Хороший политик уже и забыл бы о Линкольне или даже добавил что-нибудь к нему, чтобы переманить самого богатого барона в свой лагерь. Но Стефана, видимо, перемкнуло. Он так и не сумел сделать правильные выводу из своей первой осады этого города. А ведь времени всё обдумать у него в бристольской темнице было предостаточно.
Я вызвал с правого берега Мерси трех вассалов-рыцарей и четыре десятка валлийских лучников. На полуострове Уиррэл набрал еще шесть десятков конных сержантов. Также взял с собой всех замковых рыцарей и оруженосцев, оставив только Жака на хозяйстве. В таком составе, при трех кибитках, нагруженных съестными припасами и запасными копьями и стрелами, ускоренным шагом двинулись в Линкольн.
Почти всю дорогу шел дождь, мелкий и всепроникающий. Благодаря ему быстрее росла трава, которая была необходима нашим лошадям. Больше ничего хорошего о дожде не могу сказать. Я уже начал пересматривать свое отрицательное отношение к прошлогоднему жаркому, сухому лету. Мне не угодишь…