— Замолчите! Завтрак остынет! Ах, черт, телефон…
Лорна, ни слова не говоря, встала и снова понесла яйца на кухню. Джон взял трубку.
— А, да это Флик!
— Друг мой, я узнал то, что вам нужно. Галлифе хорошо знает Лаба, но не слыхал о Грюнфельде. Французская полиция разыскивает Лаба по обвинению в трех убийствах: в одном случае он стрелял, в другом действовал ножом, а в третьем жертва была задушена.
— Черт возьми! Парень не любит однообразия!
— О, это только убийства, так сказать, официальные. Галлифе думает, что у него на совести еще много других.
Именно поэтому он сомневается, что Бидо когда-либо работал с Лаба. Бидо — честный вор, — уточнил Леверсон, для которого это сочетание не содержало ни малейшего парадокса, — и он ни разу не связывался с убийцами. Должен добавить, что и на меня он вчера произвел очень хорошее впечатление.
— Поглядим. Я приду в половине первого. Главное, не отпускайте его раньше. Покажите свою коллекцию тарелок или слоновой кости, угостите вином, но обязательно задержите.
— Договорились. Я попрошу Джанет смотреть в окно и предупредить меня, как только вы появитесь.
— А вы не могли бы подыскать мне кухарку вроде нее? Здесь кухня оставляет желать лучшего.
— Как вы будете одеты? — спросил скупщик, хорошо знавший обычаи Джона.
— О, с помощью Лорны, которая сейчас, кажется, окончательно сожгла яйца, после того как дала им остынуть, я надеюсь воскресить мистера Мура… Я несколько утратил навык, но, думаю, быстро наверстаю упущенное. А теперь, Флик, последний совет: умоляю вас, бросьте это дело! Грюнфельд слишком хорошо осведомлен, а я никогда не прощу себе, что впутал вас в эту историю, если с вами случится беда.
Леверсон весело рассмеялся и опустил трубку.
— Так вы принесете мне угли, любовь моя, или приготовите новую порцию?
Лорна сердито посмотрела на Джона.
— Почему бы вам не найти прислугу вроде Джанет? Она к тому же караулит у окон…
— И делает восхитительные булочки, совершенно верно. Вот только целовать ее не доставляет удовольствия!
В одиннадцать часов Джон принялся за работу. Устроившись перед зеркалом в ванной, он поставил перед собой коробку грима и начал с того, что состарил себя на добрых пятнадцать лет. Лорна, присев на край ванны, помогала ему советами и одновременно подпиливала ногти. Ярко-розовая крем-пудра, несколько линий, проведенных жирным карандашом, — все это в мгновение ока обрабатывается губкой, пропитанной лосьоном, — и Мэннеринг приобрел вид седеющего шестидесятилетнего брюзги. Засунув за щеки резиновые тампоны, он изменил овал лица. И наконец, картину завершила тонкая желтоватая пленка, скрывшая ослепительно ровные зубы. Теперь можно было предположить, что этот господин ни разу в жизни не переступал порога дантиста.
— Вы похожи на старого бродягу! И хоть бы догадались поцеловать меня, до того как сотворили эту кошмарную рожу! Неужели выдумаете, что в таком виде очень привлекательны?
— Я вовсе не говорил, что собираюсь целовать вас, душа моя! Мистер Мур — человек серьезный и никогда не целует молодых женщин, одетых в пижаму.
— Это не пижама! — возмутилась Лорна. — Это мой рабочий костюм!
— Мистер Мур против того, чтобы женщина работала… это мужчина, не лишенный принципов… Дайте, пожалуйста, его полосатые штаны и узкий пиджак.
— Видел бы вас ваш портной!
— Можете смеяться сколько угодно, но именно это я и подумал вчера вечером, надевая свой благословенный красный жилет. Похоже, я просто не в состоянии заниматься делами, не вызывая осуждения портного. А теперь вам остается лишь самым любезным образом распрощаться со мной и пообещать, что сегодня лее вечером вы уедете из Лондона.
— Это действительно необходимо?
— Лорна, я дорожу вами больше всего на свете и не желаю подвергать вас даже самому ничтожному риску. Неужели вы этого не знаете?
Молодая женщина улыбнулась.
«Когда Лорна улыбается, — говорили ее подруги, — она становится настоящей красавицей. Но вот несчастье — она почти никогда не улыбается».
При Джоне Лорна улыбалась очень часто.
— Знаю, конечно, но люблю слышать это из ваших уст. Хорошо, обещаю вам уехать, а вы поклянитесь звонить каждый вечер, как бы ни было поздно. Имейте в виду, не пожелав вам спокойной ночи, я даже не стану ложиться спать!
— Клянусь! Кстати, дорогая, чуть не забыл. Ваша матушка — настоящий «who is who». Спросите у нее, слышала ли она что-нибудь о некоем Клайтоне, Ричарде Клайтоне.
Через пять минут Джон уже спускался по лестнице. Необъяснимое предчувствие беды сжало ему сердце, и он едва не вернулся обратно, но посмотрел на часы и передумал: надо торопиться, иначе можно упустить Бидо.