Барон Унгерн и Гражданская война на Востоке

Макеев-Блохин писал свои записки, переданные в Пражский архив без расчета на публикацию, поэтому был в этом своем наиболее раннем по времени мемуарном очерке наиболее раскован как в передаче реальных фактов, так и в полете фантазии. Чтобы создать у издателей и архивистов впечатление, что его мемуары под разными фамилиями написаны разными лицами, он менял фамилии действующих лиц, а также детали описываемых событий. Например, сожженный живьем прапорщик у Блохина назван Попов, и сжигают его в одежде, тогда как у Макеева и Голубева прапорщик именуется Чернов и сжигают его голым. Замечу, что Черновым несчастного прапорщика именуют и другие мемуаристы – Б. Н. Волков, Н. Н. Князев и М. Г. Торновский, так что скорее всего это была его настоящая фамилия[23].

Вообще же, как справедливо отмечает российский историк Д. Р. Касаточкин, воспоминания об Унгерне и Азиатской дивизии «в основном, оставили колчаковцы и каппелевцы, влившиеся в ряды дивизии после захвата Урги. Офицеры «унгерновского производства» или так называемые даурцы, «коренные даурцы» (служившие у барона в Забайкалье) в отличие от вышеупомянутых, были люди малообразованные, часто практически совсем неграмотные, так как Р. Ф. Унгерн очень часто производил в офицеры бывших урядников»[24]. Мемуары Макеева – это одни из немногих мемуаров «коренных даурцев».

Поскольку Макеев был единственным из мемуаристов, столь близко стоявших к Унгерну и непосредственно участвовавший в деятельности контрразведки во главе с полковником Л. Сипайловым, то сообщаемые им сведения в ряде случаев очень трудно проверить. Макеев выполнял роль штатного палача у Унгерна. Чтобы обелить себя, он стремился изобразить Унгерна, Сипайлова, Бурдуковского, Безродного настоящими чудовищами, гомосексуалистами, садистами, каннибалами и вампирами. Целый ряд описаний в рукописи Блохина напоминает романы знаменитого маркиза де Сада «Жюльетта» и «120 дней Содома». Насколько все они соответствуют действительности – большой вопрос. Можно лишь предположить, что садистские нравы, царившие в контрразведке, питали фантазию Блохина, сделавшего палачей еще и каннибалами и вампирами. Но, повторяю, очень трудно понять, где здесь кончается правда и начинается вымысел, в том числе в отношении нестандартной сексуальной ориентации самого барона Унгерна.

Впрочем, подобные садистские сюжеты – не редкость в воспоминаниях об Унгерне. Вот некто, укрывшийся под псевдонимом Н. П. Даурец, писал, как развлекался начальник унгерновской контрразведки Сипайло, когда еще служил у Семенова в Чите: «Он вызывает одного арестованного, привязывает его за известный отросток к дверной ручке так, что арестованный, подтянутый стоит на цыпочках лицом к двери, Сипайло же в это время бьет несчастного поленом, тот кричит от невыносимой боли, т. к. удары, главным образом были направлены на голову, и рвется. В конце концов, он отрывает конец «отростка», за который он был привязан и в полуобморочном состоянии его пока оставляют в покое, т. е. до дня казни, или же до следующего сеанса. Чаще всего и бывает, что арестованный в один из таких сеансов умирает от пытки…»[25].

Блохин, в частности, подробно описывает казнь сотником Б. полковника Казагранди. Под сотником Б., несомненно, имеется в виду сотник Сухарев, по приказу барона расстрелявший Казагранди, а потом погибший в схватке с китайцами. Но не исключено, что в образе сотника Б. он объединил Сухарева и себя. Макеев мог быть вместе с Сухаревым во время казни Казагранди. В мемуарах, написанных под псевдонимом Алешин, автор как раз оказывается в отряде Сухарева. Здесь утверждается, что Казагранди не расстреляли, а забили насмерть ташурами. А в мемуарах Макеева главный герой сокращенно называется есаул М. Вероятно, в записках Блохина Макеев сперва хотел сделать героем сотника Б., но потом заменил его на есаула Б., а вариант с сотником, служившим у Казагранди, в качестве главного героя реализовал позднее в мемуарах Алешина. Есть сходство и между мемуарами Тихонова и Алешина. У Тихонова главного героя в его скитаниях сопровождают двое юных братьев-беженцев Мишка и Пашка, а у Алешина – тоже двое беженцев, Михаил и Марьяна.