В своей рукописи «Призванный в рай» Волков приводит следующие сведения о Монголии: «Внешняя автономная Монголия, или Халха – 6 аймаков (княжеств), 125 духовных и светских хошунов (удельных княжеств). По переписи 1918 года ее населяло 542 тысячи монгол, 100 000 китайцев и 5000 русских. Средняя плотность населения – один человек на две квадратные мили. 2,5 Франции, почти 6 Англий». При этом 44,6 % мужского населения составляли ламы (буддийские монахи). Главным стимулом для монгола стать ламой было, помимо чисто религиозных мотивов, вполне прозаическое желание избавиться от налогов, от которых ламы освобождались. Основное податное сословие, харахуны, находившиеся на положении полукрепостных, полурабов. Одна шестая часть населения являлась собственностью Богдо-гегена, а на содержание его и его двора шла четверть государственного бюджета. В стране существовал колоссальный разрыв между богатством и бедностью. Было множество нищих, собиравших милостыню при дацанах.
Такая структура монгольского населения делала абсолютно оторванными от жизни планы Унгерна по созданию массовой и боеспособной монгольской армии и его мечты начать из Монголии поход за установление гегемонии «желтой расы», призванной стать образцом для погрязшей в разврате, сребролюбии и социалистических учениях Европе.
Да, «желтая», монголоидная раса действительно – самая молодая раса на земле. Монголоиды отделились от европеоидов где-то в горах Северо-Восточной Азии всего 15–20 тысяч лет тому назад. В соответствии с большинством расистских учений самая молодая раса является наиболее агрессивной и сильной и призвана отвоевать свое место под солнцем и утвердить свое господство в мире. Разница была только в том, какую расу считать самой молодой и достойной. Унгерн, увидев крушение европейских монархий и проигрыш белых в Гражданской войне, свои надежды с возрождением в мире принципа легитимности и возвращение престолов свергнутым монархам связывал с подъемом «желтой расы». Однако Монголия в качестве плацдарма для такого реставрационного движения годилась, наверное, меньше любой другой страны. С начала XIII века в рамках империи Чингисхана монголы расселились чуть ли не по всему миру. При этом из Монголии уходили наиболее воинственные, активные, волевые элементы, те, кто хотели и умели воевать. В собственно же Монголии оставались люди по преимуществу мирные, которым куда сподручнее было пасти скот, чем жечь чужие города. Неудивительно, что их потомки в XVI веке, уже после того, как монгольское владычество пало во всех прежде завоеванных странах, приняли буддизм в его ламаистской форме – самую мирную религию на свете, а в XVII веке Монголия была легко завоевана Китаем. Так что к началу XX века в Монголии осталось очень мало людей, стремившихся воевать. Недаром почти половину мужского населения составляли ламы – монахи (монахинь в Монголии не было). А наиболее воинственные пребывали в разбойничьих шайках, которые впоследствии и Унгерну доставили немало хлопот.
Для пополнения своей дивизии в Монголии Унгерн мог рассчитывать только на русскую общину, численность которой за счет беженцев, по некоторым оценкам, возросла к 1921 году, по некоторым оценкам, до 15 тысяч человек. Однако большинство беженцев, способных носить оружие, составляли бывшие офицеры и солдаты армии Колчака, не питавшие симпатий к атаману и барону и сыгравшие впоследствии важную роль в организации заговора против Унгерна.
При Унгерне Волков служил чем-то вроде советника в монгольских министерствах финансов и внутренних дел и, как кажется, отвечал за связь этих министерств с Унгерном и за снабжение Азиатской дивизии. Он явно имел и какие-то дела с начальником контрразведки Сипайловым, о чем в мемуарах, по понятным причинам, писал довольно туманно. В то же время Сипайлову в мемуарах уделено довольно много места, особенно в тех фрагментах, которые подписаны псевдонимами «Пономарев» и «Голубев», причем речь там прямо идет о том, что «Пономарев» (Волков) поступил в распоряжение Сипайлова.
Также и об обстоятельствах своего отъезда из Урги в разных статьях и автобиографиях Волков в разное время писал по-разному. Первоначально он утверждал, что Унгерн, после того как отправился в поход в Россию, прислал в Ургу распоряжение убить несколько человек, в том числе и Волкова, но ему с помощью монгольских чиновников удалось бежать на запад, в район озера Буир-нор, а оттуда – в маньчжурский Хайлар. Тогда он установил рекорд, преодолев на лошади за пять с небольшим дней более 1200 миль. Однако в своих «Записках», равно как и в позднейших автобиографиях Волков признал, что приказ о его расстреле был принят по телеграфу одним из тех, кто был в списке подлежащих расстрелу, и барон в результате все обратил в шутку. Покинул же Ургу и совершил свой знаменитый конный переход, заметку о котором удалось опубликовать даже в американских газетах, Волков только в конце июля, т. е. через несколько недель после занятия города красными.