Баронесса из ОГПУ

– Пристрели вас Хольмст тогда, все могло пойти по-другому, – в тихом гневе она погрозила пальцем Воскресенской, говоря о Хольмсте от второго лица, как адвокат о подзащитном. – Или… в Швеции – рядом с послом Коллонтай. Там помощник штурмбаннфюрера СС Алвиса Эйхманса – Хольмста, которому было приказано ликвидировать вас, сам отдал Богу душу. Советские агенты застрелили его раньше, при задержании. И вы вновь опередили его. В Западной Азии Эйхани – Хольмста называли «отцом» террора. Но тут уже появляется ваш муж, чтобы свести на нет налаженную Эйхани работу. В 1945 году от того же полковника Рыбкина поступает донос на сотрудника американской разведки Элвиса Курца – Хольмста! Его отстраняют от участия в конференции и выпирают из разведки. Да, вы постоянно преследовали Хольмста и портили, портили, портили ему все!

– У вас хорошая память.

– Не жалуюсь. Я могу забыть, что ела утром, но те годы помню, как вчера. Вы поставили крест на жизни Хольмста, карьере! Может, решили, что вы и есть тот крест, который он должен нести до последнего издыхания? Так вот, его больше нет! Давно нет. Есть я, Магда Шменкель, женщина без прошлого.

– Вы и как женщина совершили достаточно преступлений, чтобы закончить жизнь в этих застенках.

– Никто не знает будущего… сколько ему отмеряно…

– Я не о том.

– Я – о том! Скажите, где сейчас ваш муж?.. Он ведь погиб…

– Он погиб. При исполнении особо важного задания.

– Вы знаете как?.. Как?.. Могу рассказать, если интересно. Много что ушло из памяти, а это… я часто вижу это перед глазами. – Шменкель сомкнула веки и впрямь чем-то напомнила Зое Ивановне Хольмста. Эта привычка, да, эта его привычка – картинно смыкать веки перед собеседником, очевидно, не стерлась с годами, передалась от того Хольмста себе нынешнему… вернее, нынешней, в облике старушки Шменкель. Не обращая внимания на ее ужимки, Зоя Ивановна попыталась прервать бредни:

– Меня не интересуют ваши умозаключения.

Но Шменкель, которая, кажется, и впрямь провалилась в глубины собственной памяти, низким голосом поведала:

– Это был 47-й год. Меня вызвали в Прагу и внедрили в группу, которая «вела» полковника… Рыбкина. Мы знали маршруты его передвижений, но ему все время удавалось уйти, ускользнуть из-под наблюдения. За ним устроили тотальную слежку и решили «достать» его, когда он собрался в Берлин. Мы знали от информатора, внедренного в те круги, что полковник выехал на один день в столицу Германии и на следующий день намерен был вернуться в Прагу, где собирался завершить свои встречи. Мы знали, что он выехал в Берлин по объездной дороге. Мне велели поставить свой грузовик недалеко от тоннеля и ждать команды. Со мной в кабине находился напарник с рацией. Сказали, что полковник той же дорогой проследует назад. Мы не могли ошибиться в расчетах. Но прождали целый день в грузовике. Уже стемнело. Была ночь, когда напарник растолкал меня и сказал, чтобы я не упустил легковушку, двигавшуюся нам навстречу. Я завел мотор и, не включая фар, выехал на трассу. Они не сразу заметили нас. Они… не успели ничего предпринять. Я прибавил газу и вывернул руль влево!.. Легковушка улетела в кювет и перевернулась. Я остановился. У меня болела грудь от удара о рулевое колесо, а напарник ударился головой о лобовое стекло и рассек до крови бровь. Не долго думая, я схватил его за голову и свернул ему шею!

– Зачем? – спросил Пахомов. Момент, когда он тихо вошел в допросную комнату, не заметил никто.

– Я знал, что у него в кармане был пистолет, и он попытается его достать, чтобы пристрелить меня. Я не стал этого ждать. После вышел из кабины и направился к легковушке. Дорога была пуста.

– У вас было оружие? – вновь не сдержался Пахомов.

– У меня в руке был пистолет напарника.

– Пристрелить бы эту гадину, – не выдержал Пахомов.

– Не надо. Она сама себя уничтожила.

– Вызвать надзирателя?

– Да. Пусть уведут…

Однако Шменкель уже не унималась. Она пыталась прокашляться, лицо ее покраснело, вены на шее вздулись:

– Что ж вы не спрашиваете самого главного?! Как Хольмст пристрелил вашего мужа?! Да!.. Я!.. Я подошел, открыл дверь и разрядил всю обойму в него, водителя и женщину, которая находилась сзади.

– Возможно, так все и случилось, но все дело в том, что на пути, по которому ехал полковник Рыбкин, не было никакого тоннеля. Вы ошиблись, вычисляя время и путь его следования. Вы ошиблись, Хольмст… или как там вас еще… Шменкель!.. – вновь вмешался в разговор Пахомов.

– Врешь! Я там был!..

– На выезде из тоннеля, о котором вы говорите, действительно произошла тогда автоавария. Но это была другая дорога, понимаете, объездная, но другая дорога. А в легковом автомобиле, который вы протаранили, находились работавший в Праге инженер с женой и водителем. Вы застрелили их и только что признались в совершенном вами преступлении.

Шменкель, кажется, ничего не слушала, но лицо ее покрылось испариной, и из глотки вырвался душераздирающий крик:

– Не может бы-ить!.. Ненавижу!..

Вошел надзиратель.

– Уведите.

– Не-на-ви-жу! Я ненавижу Адольфа… Гитлера! – вдруг выкрикнула Шменкель. – Предатели…