Баронесса Настя

Внешне фон Линц казался спокойным, но Кейде слышалась буря в его сердце, — он хотел сказать что-то важное. И когда фрау Мозель закончила сервировку, генерал положил на стол обе руки, заговорил:

— Друзья! Мы все тут близкие и родные. Арийцы мы, чёрт побери! И надо понимать, что для Германии настал судный день. Немцы взошли на Голгофу и должны достойно умереть. Но я не хочу умирать и не могу допустить, чтобы умерли мой ангел-хранитель госпожа Кейда и мой друг господин Функ, и мой новый друг и спаситель Пауль Вебер... Извините, господа, я не очень красноречив...

— Генерал! — воскликнул Вильгельм. — Предлагаю выпить по чарочке, и тогда речь пойдет живее.

Подняли рюмки с коньяком. Отпила глоток и Кейда и заметила, что Вильгельм, хотя и выказал воодушевление, но рюмку лишь поднёс к губам.

Генерал обратил взгляд на Вильгельма.

— Вы, мой друг, знаете о «преисподней», — этом чудовищном орудии пыток? Оно придумано нашими предками и находится там... — он махнул рукой в сторону озера.

Вильгельм изумлённо раскрыл глаза, посмотрел на Кейду, ища у неё разъяснений.

— Ну, вот, — вы не знаете, уверен, и госпожа Кейда не знала, пока полковник Ацер не устроил мне экзекуцию. Почему Ацер решил со мной покончить? Он — масон, и довольно высокого посвящения, я же ещё в сорок первом году имел неосторожность вляпаться в их шайку. И всю войну служил двум богам: воевал за фюрера, а цидульки с военной информацией слал Ацеру.

— Вот оно что! — вскинулся Вильгельм. — Я давно слышал, что водятся у нас эти самые братья-масоны. Но чтобы под крышей Боденского замка...

— Вот именно! И служат эти ночные бабочки Мировому Правительству, а я больше служить не желаю. Это-то и пронюхал Ацер и решил со мной рассчитаться. Они затевают новую войну. Но кого они на этот раз столкнут лбами, — не знаю.

— Новую войну? Теперь? — удивился Вильгельм.— Да с кем? И ради чего?.. И кто будет воевать?

— Успокойтесь, — поднял руку фон Линц, — не наше с вами дело — заквашивать войны, и не Гитлер, не Сталин заварили войну нынешнюю. Немцев с русскими столкнули крысы, сидящие в банках, сычи, летающие ночью, коммивояжёры в чёрных масках...

Генерал заметно волновался.

— ...и все прочие братья-каменщики, рыскающие по свету и сгребающие золото с пепелищ. Я сегодня имел удовольствие посидеть на «лавочке», с которой улетают в небо, к праотцам. Слыхал о ней, смутно догадывался, каким она целям служит, но угодить на неё самому... — такую перспективу для себя предположить не мог. И не знал, что именно в таком виде в наше время существует пытка. Слава Богу, — привелось узнать. Так вот, господа хорошие, — за какие грехи я туда попал?.. Хотя каждый из нас может присесть на эту прелестную скамеечку. Да, да, — режиссёр таких спектаклей совсем рядом. Ему Анчар руку откусил, но он жив, и руку ему подошьют. И он будет дальше плести паутину и затащит туда не одну ещё жертву. Падёт Германия, обрушится Берлин и будет проклят во всем мире немец, а потомок древних Функов и ваш братец Ацер на волне вселенского гнева взлетит в поднебесье и будет парить над нами, и будет он наш хозяин и кое- кого, а, может, и всех разом посадит в рядок на ту скамеечку с уклоном книзу. Возможно, вам трудно поверить в это и вы считаете меня сумасшедшим, но я знаю, что говорю. Ваш Ацер сейчас готовит всех русских из своего лагеря на продажу. И продаст в тот день, когда русские войдут в Берлин. И затолкает их в товарные вагоны, а куда повезёт, никто не знает. Разве что один из принцев-правителей мира, господин Роберт...

Генерал посмотрел на Кейду.

— Да, вы должны знать: я вышел из их игры и хочу вам предложить план действий. Ацера — нейтрализовать, русских учёных, не дожидаясь прихода советских войск, вернуть на Родину. Самим же организовать круговую обо­рону и дать бой Ацеру и его покровителям.

Фон Линц, сутки не смыкавший глаз в «пыточной», вечером, во время беседы, стал засыпать. И его проводили в отведённую для него и Пряхина комнату. Остальные сидели до утра, вырабатывая план действий.

Спали почти до обеда. Первым проснулся Пряхин. Спустившись в Рыцарский зал, он увидел ожидающих кого-то Ацера и майора Венцеля.

Полковник поднялся ему навстречу. Лицо Ацера было красным от высокой температуры, уложенная в гипс рука висела на перевязи. Он быстро и сбивчиво заговорил:

— Передайте генералу и баронессе Кейде: пусть они простят меня и оставят в покое мой замок, моих близких и слуг. Я улетаю. Да, сегодня, сейчас же. Я ни в чем не виноват, — выполнял волю старших братьев и не хотел убивать фон Линца, хотел только напугать его. Пусть простят... Я буду молчать, как рыба и никому не причиню вреда. Передайте генералу, что я остаюсь немцем, что моё сердце в Германии. А я улетаю.

Он резко повернулся и, поддерживаемый майором, пошёл к выходу. Уже рядом с машиной Ацер жестом здоровой руки подозвал Пряхина, вынул из кармана уже заполненный чек и, протягивая его, стуча зубами от озноба, медленно проговорил:

— Передайте Линцу. Это за самолёт. Я улечу на его самолёте.