Баронесса Настя

Ершов тряхнул плечами, так что медаль «За отвагу» на его груди сверкнула на солнце. Он хотя и разглядел награды Пряхина, но своей медалью явно гордился.

Между прочим заметил:

— Ты, видно, кучу наград в авиации схлопотал. У нас с этим туго. У нас и за медаль напляшешься.

Пряхин молчал. И лишь улыбался понятливо. Высказался скупо:

— Там, в авиации, не только награды схлопотать можно.

Ершов это замечание оставил без внимания. Он, видимо, был слишком увлечен тем, что рассказывал сам.

Резонно спросил:

— Тебе квартира нужна? Тут есть незанятый домишко, — хочешь, покажу?

— Да, если не трудно.

— Пойдём.

И Ершов повёл Пряхина в проулок, и тут на взгорке, в саду, под кроной двух огромных кленов стоял небольшой дом с двумя веселыми резными оконцами. Во дворе не старая ещё женщина чистила песком чугунок.

— Тёть Поль, возьмите на постой офицера, а то вам солдат приведут.

Женщина, ничего не говоря, открыла калитку, пропустила офицеров. Пригласила в дом. Провела Пряхина в горницу. Показала чисто прибранную кровать:

— Тут спать будешь.

Пряхин поблагодарил и оставил у ножки кровати вещевой мешок. Хотел спросить, на каких условиях сдается комната, но постеснялся и, кивая в знак благодарности, стал пятиться к выходу. На улице его сомнения рассеял Виктор:

— Она и так рада, ей один–то молодец лучше, чем пять–шесть гавриков.

И наклонился к уху старшего лейтенанта.

— У неё дочка Танечка — прелесть, девочка! Вон она в огороде грядки копает.

Проходя мимо командирского дома, увидели невысокого крепыша в белой исподней рубашке. Он стоял на крыльце и большим деревянным гребнем основательно причесывал реденькую прядку волос.

— Комбат наш, — докладывай, — подтолкнул Пряхина Ершов.

— Можно к вам? — крикнул от калитки Пряхин.

— Попробуйте.

— Разрешите доложить? Старший лейтенант Пряхин, выпускник Бакинского артиллерийского училища, прибыл в ваше распоряжение.

— A-а… Лётчик, что ли?

— Бывший лётчик.

Капитан, пожимая руку офицера, зевнул смачно.

— Почему бывший? Что случилось?

— Потеряли самолёт, товарищ капитан. Послали на переучивание.

Пряхину, перед отправкой в Баку, командир полка сказал: «Можете считать, что в штрафной батальон вы попали по недоразумению. Суда над вами не было, а генеральский каприз — не в счет. В деле вашем он не значится».

Пряхин имел право умолчать о штрафном батальоне. Он решил про себя, что про этот эпизод в своей жизни никогда и никому не скажет.

А комбат старательно скрёб гребенкой свою полулысую голову, словно верил, что от такого массажа у него вырастет шевелюра.

Из открытой двери шёл соблазнительный запах, — то ли картошку жарили на сале, то ли пирожки пекли. В доме раздавались женские голоса, смех. Дважды комбата окликнули:

— Готово, товарищ капитан!

— Я сейчас. Сейчас.

А сам продолжал:

— Мы, зенитчики, в белый свет, как в копеечку палим. Самолёт–то он, сам знаешь, высоко ходит. И скорость у него оглашённая. Чтобы его, черта, ссадить, полтыщи снарядов тратим. Такая, брат, арифметика! Но ты свою статистику заводи. Каждым пятым снарядом — да в цель. А?

— Хорошо бы.

— Потеряли, говоришь? Самолёт не иголка, а и его потерять можно. Осколочком от нашего снаряда — тюк по бензобаку, он и вспыхнул как факел. Почаще бы их по бензобаку, а-а, старшой? Сможем?

Пряхин не знал, что отвечать, и пока помалкивал. «Комбат, видно, как Чураков, наш комэск, шутить любит».

— Ты в полку был?

— Был. Ефрейтор и послала меня к вам… на должность командира огневого взвода.

— Да, нам огневик нужен. Хорошо бы с опытом, а ты…

Капитан искоса взглянул на старшего лейтенанта.

— Боюсь, не потянешь.

— Что не потяну?

— Взвод не потянешь. Огневой ведь. В бою вся батарея на пушкарей работает. У нас к тому же пушки заморские. Штаты нам «Бофорсы» прислали. Ты хоть видел их?

— Нет, не видел, но мы их изучали.

— По схемам?

— Да, по схемам.

Капитан покачал головой.

— Немец на Курск буром прёт. За Сталинград реванш хочет взять. Великая сеча ожидается. Мы, видно, туда пойдём.

Запахи усиливались, дразнили воображение, Пряхин вспомнил, что давно не ел, и ждал приглашения, но комбат, сказав: «Ершов! Проводите во взвод», удалился.

По дороге Ершов объяснял:

— Комбат у нас сибарит, комфорт любит. Он на гражданке начальником городской автоинспекции был.

Огневой взвод пятнадцатой батареи располагался за селом в землянках. И для орудий тут вырыли капониры.

Батарея была полностью укомплектована техникой: кроме четырёх американских пушек системы «Бофорс», были ещё два отечественные длинноствольные, большого калибра зенитные орудия, про которые говорили, что они как масло прошивают любую броню. Пряхин с Ершовым подошли к одной из этих пушек, и солдаты, видя незнакомого офицера, вяло поднялись с брезента, отдали честь. После занятий они отдыхали. Ершов, тронув Пряхина за локоть, сказал пушкарям:

— Вам прислали командира взвода.

Солдаты словно очнулись, подняли выше головы, приободрились, кто–то, взойдя на невысокий бруствер, крикнул:

— Сержант Касьянов!

Подошёл сержант Касьянов — солидный крепыш выше среднего роста, с двумя медалями «За отвагу» и нашивкой за ранение. Ершов сказал Пряхину:

— Ваш помкомвзвода.

И Касьянову: