Баронесса Настя

Вильгельм отступил от неё и с изумлением, и даже с некоторым чувством страха посмотрел в её прекрасные глаза. Они были широко раскрыты и с какой–то дикой энергией смотрели в угол комнаты, где было пусто и копошился мрак, Кейда пугала Виля, но и в состоянии фанатического аффекта её лик не терял детского простодушия.

Две мысли электрической искрой пронеслись в сознании Виля: первая — жаль, что нужно немедленно улетать на фронт, и вторая: не разрешает ли их церковь браки двоюродных?

Кейда на глазах приходила в себя, черты её лица потеплели, смягчились и на губах, как луч зари вспыхнула улыбка.

— Когда вы улетаете?

— Машина ждёт меня у ворот. Я распоряжусь, чтобы тебе дали лошадь для прогулок и организовали охоту и рыбную ловлю.

Он снова подошёл к ней, взял её за руки, проговорил:

— Только без Ацера, Ладно?

— Ацер? Вам приходит в голову странная фантазия.

Кейда по–детски надула губки.

— Умница! Ацер — полуеврей. Если фюрер узнает… О–о–о…

Кейда испуганно распахнула глаза. Виль опять взял её за руки.

— Кейда, — сказал он строго, — это наша фамильная тайна. Я улетаю на фронт и, может, не вернусь оттуда. Ты останешься наследницей Функов и должна знать нашего врага.

— Ацер — враг?

— Если хочешь, — да. Он давно тянет свои щупальца к Рут–замку. И хотел бы, чтобы ни тебя, ни меня на свете не было.

Кейда проникалась все большим доверием к Вилю, и в глазах её теперь уже не метались искры безотчётного страха.

Она проводила Виля до машины, обняла его и тихо–тихо, так, чтобы никто не слышал, сказала:

— Храни вас Бог, И помните: ваша сестрёнка сумеет оберечь родовое гнездо Функов.

Они поцеловались, и чуть не расплакались: его родственные чувства возникли внезапно и были по–юношески пылкими и чистосердечными. Молодой офицер не сомневался, что Кейда — его сестра, самый близкий человек из рода Функов, а Кейда, хотя и не забыла своего истинного лица и того, что Вильгельм Функ немец, в минуты трогательных признаний Виля поддалась чувству благодарности и тому естественному влечению друг к другу, которое безотчетно возникает у молодых людей во время их общения.

Едва автомобиль с Вильгельмом выехал за ворота замка, как перед Кейдой выросла тучная, бочкообразная фигура с рыжей бородой и усами.

— Я главноуправляющий имением Функов Эрнст Райфранк.

Толстяк наклонил голову.

— А разве есть ещё и другие управляющие — не главные? — спросила Кейда.

— Да, есть. У нас четыре отделения и на каждом — свой управляющий. Отныне я весь в вашем распоряжении.

Кейда старалась быть строгой.

— Для начала, — сказала она, — покажите мне мою лошадь.

Райфранк шевельнул усами и расширил глаза, круглые, водянистого цвета, они болезненно слезились.

— Да–да. Хозяин приказал выделить вам лошадь.

— У вас речь военного, вы, верно, служили в армии? — спросила Кейда, направляясь к конюшне.

— Я — майор, ранен на фронте — в живот, с тех пор у меня нарушился процесс обмена веществ. Ем мало, а — видите — разносит.

— Полнота придает мужчинам важность.

Райфранк снова пошевелил усами.

— Я вас буду называть майором, можно? — продолжала Кейда,

— Сделайте милость. Я и есть майор, только в отставке.

Он шёл скорым, молодецким шагом, голову держал высоко, — рана в живот пощадила механизм мужской удали.

У кирпичной, выкрашенной в белый цвет конюшни их встретил мужчина лет тридцати, с обгоревшим лицом, с двумя боевыми орденами на отвороте кожаной куртки.

— Курт Бехер, отставной лейтенант, танкист, — представился он.

— О-о! — воскликнула Кейда. — Нас, военных, тут целая рота!

Она не забывала о приподнято–бравурном тоне, в который, как в роль, вошла с первых минут появления в замке. Он подчёркивал и её военно–полевой кураж, и армейскую простоватость. Однако теперь, очутившись в роли баронессы, она чувствовала необходимость поубавить тон примитивной бравады. Нужен был новый образ — хозяйки обширного имения и утончённой аристократки. Понимала, что новая роль потруднее прежней, но отступать было некуда: судьба бросала ей новый вызов, и Настя его принимала.

Вошли в помещение, мало чем напоминавшее конюшню. Просторный зал, высокие окна, цветная люстра из толстого стекла, мебель красного дерева. На стенах картины в дорогих рамах: женщина на коне, лошади и собаки. Пол из широких досок чисто вымыт, но не покрашен.

— Лошадь мы приведем сюда, — сказал Курт Бехер, — А вы можете пройти в комнату госпожи.

Он растворил дверь и наклонил голову, приглашая войти.

Настя увидела комнату с камином из тёмно–розового мрамора и ковром на полу. В углах стояли огромные вазы с цветами и карликовыми деревьями, у окна — диван, обтянутый тонкой кожей тёплого тона. И вообще тут всё дышало утончённой красотой и домашним, чисто женским уютом. Вещи, казалось, ещё хранили запах рук хозяйки.

— Баронесса проводила тут много времени, почти каждый день каталась на лошади.

— Вы мне дадите лошадь хозяйки?

— Её любимую кобылицу Луизу. Надеюсь, вы тоже её полюбите.

— Я не сомневаюсь в этом, я без ума от лошадей и каталась верхом ещё в детстве. Но признает ли меня Луиза?

Курт открыл двухстворчатый шкаф.