Баронесса ринга

– Надеюсь, что жив.

– Но не веришь.

– Я, честно, не знаю.

– Ты зато хорошо знаешь Доминика. Так как ты думаешь?

– Ты его тоже знал.

– О, это было давным-давно.

– Так трудно представить, что вы когда-то были друзьями.

Он едва заметно улыбнулся, но ничего не ответил.

– Что между вами произошло? Это было единственное разногласие или постепенное отдаление?

– И то и другое, хотя… честно говоря, не думаю, что я когда-нибудь ему нравился. Даже в школе.

– Почему ты так говоришь?

Хотя Марианна догадывалась. Сент-Джон во всех отношениях был лучше, а Доминика, несмотря на его самоуверенность и обаяние, грызли ревность и зависть.

– Отец держал его на коротком поводке, когда дело касалось денег, и это его злило. Он считал, что у меня есть все: щедрое денежное содержание, одобрение отца, а после смерти Роберта – титул. Это его терзало. – Он фыркнул. – Впрочем, все это не мешало ему или занимать деньги у меня, или воровать.

Она поморщилась:

– О, Син.

– И не только у меня. Однажды он что-то украл в доме у деда Гая, когда Гай пригласил его к себе на летние каникулы.

– И на этом ваша дружба закончилась?

– Даже тогда нет. Во всяком случае, со мной. Гай перестал с ним общаться после того, как ему пришлось рассказать деду – герцогу! – о случившемся. Хотя род Гая очень древний, они не богаты. Много финансовых проблем возникло из-за его отца, который был… ну, довольно расточительным. Все дети герцога росли у деда и бабушки, и он внушил старшему сыну, что он должен искупать вину отца за страсть к азартным играм. Должно быть, Гаю было очень мучительно признаться, что он привез в их дом вора.

Сент-Джон тяжело вздохнул.

– А я мог позволить ему воровать у меня: понимал, что от меня не убудет. Мне было так стыдно за него, что я решил притворяться, словно ничего не происходит, чтобы не конфликтовать с ним. Теперь мне кажется, что из-за этого он только сильнее меня ненавидел. В конце концов, «человеческой душе свойственно питать ненависть к тем, кому мы нанесли оскорбление».

– Кто это сказал?

– Насколько я помню, философ Тацит. Все закончилось, когда он прислал мне записку из борделя, умоляя помочь ему. – Сент-Джон посмотрел на нее. – Не очень приятная история. Ты уверена, что хочешь об этом услышать?

Марианна кивнула.

– Он отправился в дом девственниц. Не знаю, была девочка, которую он выбрал, девственницей или нет, но это была именно девочка. Он не мог расплатиться и решил, что я оплачу его долг, как делал много раз до этого. Я отказался. Он пришел в бешенство, обвинил меня в морализаторстве, в занудстве, в том, что я ханжа… ну, можешь себе представить. Когда я видел Доминика последний раз, его держали два громилы, твердо намеренных выбить из него плату за услуги. Он посмотрел на меня с такой ненавистью, что мне стало… жутко.

Они лежали молча, держась за руки, и смотрели в потолок, и оба вспоминали человека, который мог быть таким привлекательным, обаятельным и милым, когда хотел, и в то же время таким двуличным и полным ненависти.

Сент-Джон повернулся к ней и слегка сжал руку.

– Но одно хорошее дело он все-таки сделал.

– О?

– Если бы не Стрикленд, я бы никогда не встретил тебя.

Сент-Джон, Марианна и Барнабас, который увязался за ними, заглянули в «Железный шлем», когда там открылся пивной зал, и заняли угловой столик лицом к двери.

Дела тут шли так плохо, что хозяин заведения радовался уже тому, что они раз в час брали пинту пива, хотя и не пили его.

На второй день ожидания Сент-Джон принес колоду карт и научил их играть в пикет.

– И сколько ты теперь мне должен? – поддразнила его Марианна, когда он тасовал карты.

– А то ты не запомнила. – Он прищурился. – Я думаю, ты капитан Шарп[13] и играешь в карты с детства, – упрекнул он, тайно наслаждаясь ее сияющими глазами и восхитительной улыбкой.

– Надеюсь, ты не поддаешься мне, Син?

– Ни в коем случае. Ну, может, совсем чутьчуть.

Марианна взглянула на Фарнема, сидевшего в состоянии отрешенности, как и предыдущие три дня. Вчера он не очнулся, даже когда она задала ему вежливый вопрос насчет еды, чего не делала уже давно.

Фарнем ничего не пил и ни разу не прикоснулся к простым, но сытным блюдам, которые герцог заказывал на обед и ужин.

– Да что с ним такое? – спросил он, когда Барнабас отправился в уборную, впервые пошевелившись за последний час.

Марианна пожала плечами:

– Кто знает? Уверена: что бы это ни было, все так или иначе связано с Домиником.

– Думаешь, если Фарнем не отдаст ему медальон, то не получит обратно свою тетрадь?

– Учитывая, насколько Доминик дорожил этой тетрадкой многие годы, я сильно удивлюсь, если он запросто вернет такую ценную вещь, даже в обмен на медальон. В конце концов, миниатюра ему не особенно и нужна, если он уже знает, кто моя мать. – Она поджала губы. – Нет, между ними происходит еще что-то, в чем Барнабас мне не признался.

– Думаешь, он собирается использовать Фарнема еще в каких-то целях?

– Вполне возможно.

Фарнем вернулся со двора, и все снова погрузились в молчание.