Милая Юлия Петровна, я сюда приехал вчера из Бадена (чтобы переговорить с дочерью Пушкина, графиней Меренберг — насчёт переписки её отца) — выезжаю сегодня в Берлин, а из Берлина выезжаю завтра — и (если ничего не произойдёт особенного) прибуду в Петербург в воскресение, к 6-и часам вечера и отправлюсь в Hotel Demouth — где, я надеюсь, Вы взяли для меня комнату. Было бы отлично, если бы мне на станцию выслали карету. Впрочем, я с границы пошлю Вам телеграмму. Но вот беда — я оставил Ваши письма в Париже и не знаю наверное — какой Ваш № на Литейной: эта неизвестность сказывается на самой обёртке этого письма. Очень буду рад Вас видеть.
Но правда ли, говорят, у Вас в Петербурге и снег, и холера?
Целую нежно Ваши руки и остаюсь
Гостиница Демута.
Понедельник, 8 ч. вечера.
Милейшая Юлия Петровна, я сегодня приехал и остановился здесь в № 65 — я Вам писал однажды и телеграфировал, но так как я по ошибке (оставив письмо Ваше в Париже) выставил Литейная, № 26 или 24 — то Вы ничего не получили. Очень был бы рад Вас увидеть — скажите, когда Вы будете, чтобы я был дома, или когда Вы будете дома.
3 раза был у Вас и не нашёл Вас дома, говорю Вам заочно: до свиданья!
Гостиница Демута.
Воскресение, 6-го июня 76.
Как Вы доехали, любезнейшая Юлия Петровна? Я сегодня утром дотащился сюда. Смотрите, как бы Вам не пришлось исполнить Ваше обещание! Кажется, подагра разыгрывается и собирается сцапать меня, как в прошлом году. Если эта беда случится, дам Вам знать, но, конечно, уже не для того, чтобы Вы знали, что со мною происходит. Наше расставание живо представляется мне; Вы прелестная барыня — но судьбы не переделаешь. Дайте знать кн. Мещёрскому, что я уехал, не увидевшись с П. М. Третьяковым, но написал ему чувствительное письмо по поводу Миклухи-Маклая, которое, вероятно, его не тронет; а впрочем, Господь ведает! Если будет ответ, тотчас дам ему знать.
Здесь стоит жара страшная не хуже московской; и несчастные липы в моём саду потерпели от мороза 9-го мая; как-то жутко видеть в июне месяце мёртвые, жёлтые листья.
Прощайте, будьте здоровы и верьте в искренность моих дружеских чувств.
С. Спасское-Лутовиново.
(Орловской губ. город Мценск)
Вторник, 15-го июня 76.
Милая Юлия Петровна, я получил Ваше письмо — и очень рад, что Вы прибыли благополучно и хорошо устроились. Могу Вам сообщить с своей стороны, что подагра до сих пор молчит и что я порядочно работаю. Также кое-что делаю по делам имения, которое я, быть может, продам и наверное отдам в аренду. Наверно ещё не могу сказать, когда я отсюда выеду — но не засижусь здесь.
А Вы всё ещё считаете нужным меня успокаивать, и умоляете меня не «пугаться», и обещаете не ввести меня в беду. Могу Вас уверить, что между мною и прекрасным Иосифом столь же мало общего, как между Вами и женой Пентефрия; боюсь я холеры — но уж никак не милых дам — и особенно таких добродушных, как Вы. Helas! je nе реuх plus etre compomis-et, jene suis plus compromettant, si je lai jamais ete.
Что же касается до слова «monaine», которое, как кажется, задело Вас за живое, — то повторяю: конечно, в Вашем существе, в Вашем сердце и душе — ничего нет светского: но все Ваши наружные привычки, вся повадка, вся Ваша физиономия — вполне и совершенно светские; и тут нет ничего дурного — но мне, быть может, не следовало бы так налегать на эту внешность. Я, быть может, хотел немного подразнить Вас — и каюсь в том.
Постараюсь увидеть Вас проездом через Петербург — а до тех пор будьте веселы, здоровы и знайте, что, в сущности, отношения между нами очень хороши и просты. Я искренне к Вам привязан, но иногда замечаю, что Вы молодая, милая женщина — и «напрасность» этого замечания меня смущает.
Крепко и дружески жму Вашу руку и остаюсь
С. Спасское-Лутовиново.
(Орловской губ. в городе Мценске).
Середа, 14-го июля 1876.
Милая Юлия Петровна, я не отвечал на Ваше последнее письмо, потому что был в таких адских хлопотах, что невозможно выразить. Надо Вам сказать, что я выезжаю из Спасского разорённым человеком, потерявшим более половины своего имущества по милости мерзавца управляющего, которому я имел глупость слепо довериться; я его прогнал, но что тут было — я и передать Вам не могу! Днём я с этими делами возился — а ночью писал свой несчастный роман, который наконец я кончил, но что из этого вышло — Бог ведает! Я надеюсь выехать отсюда в субботу и в понедельник буду в Петербурге. Весьма благодарен Вам за Ваше любезное предложение пожить у Вас в Петергофе — но оно оказывается невозможным: я всего два дня пробуду в Петербурге — так как я и так уже опоздал; но во вторник или даже в понедельник вечером съезжу к Вам непременно — тогда мы о многом поговорим.
А до тех пор будьте здоровы и веселы — крепко жму Вам руки и остаюсь