Барраяр

Вааген суетился, важный и радостный и радостный. Повязки с глаза он пока не снял, но он обещал Корделии, что вскоре найдет время и ляжет на последнюю операцию. Техник выкатил маточный репликатор и Вааген замолчал, словно обдумывая, как придать истинную драматичность и торжественность самому, как знала Корделия, простому делу. В конце концов, он прочел коллегам техническую лекцию, подробно расписав состав гормонального раствора, который он вводил в питающие трубки, растолковав показания приборов, обрисовал происходящее в репликаторе отделение плаценты и перечислил отличия между репликаторным и естественным рождением. Но не все. «Элис Форпатрил стоило бы на это посмотреть», подумала Корделия.

Наконец Вааген почувствовал взгляд Корделии, смущенно осекся на полуслове и улыбнулся. — Леди Форкосиган. — Он показал на защелки репликатора. — Не окажете ли нам честь?

Она протянула руку, помедлила и отыскала взглядом мужа. Вот он, серьезный и внимательный, стоит чуть в стороне. — Эйрел?

Он шагнул вперед. — Уверена, что у меня получится?

— Если ты можешь открыть банку лимонада, с этим тоже справишься. — Они взялись каждый за свою защелку и синхронно их подняли, разгерметизировав емкость и подняв крышку. Доктор Риттер шагнул вперед и рассек толстый войлочный слой питающих капилляров столь точным движением виброскальпеля, что амниотический пузырь под ним остался нетронутым, а потом освободил Майлза из последнего слоя биологической упаковки и прочистил ему рот и нос от жидкости перед изумленным первым вдохом.

Эйрел обнимавший ее за плечи, до боли стиснул объятие. Приглушенный смешок, не громче вздоха, сорвался с его губ; он сглотнул, заморгал и постарался немедленно стереть с лица восторг и боль и придать ему всегдашнее сдержанное выражение.

С днем рождения, подумала Корделия. Что же, цвет кожи у него хороший…

К несчастью, больше похвастаться было нечем. Контраст с младенцем Айвеном был обескураживающий. Несмотря на несколько дополнительных недель вынашивания, десятимесячный Майлз был вдвое мельче Айвена, родившегося на середелине десятого месяца. Тельце было словно сморщенным и усохшим, позвоночник явно деформирован, ножки вытянуты и неестественно изогнуты в суставах. Пол младенца был мужской, это определенно. Его первый крик оказался тонким, слабым и совсем не похожим на гневный голодный рев Айвена. Она услышала, как за ее спиной граф Петер что-то разочарованно прошипел сквозь зубы.

— Он получал достаточно питания? — спросила она у Ваагена, с трудом удерживаясь, чтобы это не прозвучало упреком

Вааген беспомощно пожал плечами. — Сколько мог усвоить.

Педиатр с коллегами положили Майлза под согревающую лампу и начали обследование. Корделия с Эйрелом стояли по обе стороны от них.

— Это искривление постепенно выправится само, миледи, — показал педиатр. — Но нижнюю часть позвоночника надо прооперировать, и чем скорее, тем лучше. Вы были правы, Вааген, процедура для укрепления костей черепа запаяла бедренные суставы. Вот почему его ноги находятся в таком неестественном положении. Нужна операция, чтобы освободить эти кости, развернуть и закрепить их в должном положении прежде, чем он начнет ходить или ползать. В первый год я этого делать не рекомендую, сначала нужно привести в порядок позвоночник, и дать ему набрать рост и вес…

Хирург, проверяющий ручки младенца, внезапно ругнулся и схватился за диагностический сканер. Майлз мяукнул. Эйрел стиснул кулаки, у Корделии упало сердце.

— Черт! — откомментировал хирург коротко, — плечевая кость треснула прямо на глазах. Вы были правы, Вааген, у него ненормально хрупкие кости.

— Но они у него хотя бы есть, — вздохнул Вааген. — В какой-то момент я в этом сомневался.

— Будьте осторожны, — предупредил хирург, — особенно с черепом и позвоночником. Если остальные кости в таком же скверном состоянии, как в конечностях, нам придется их чем-то укрепить…

Петр развернулся и с топотом прошествовал к двери. Эйрел посмотрел ему вслед, поджал губы и, извинившись, тоже вышел. Корделия не находила себе места, и едва врачи заверили ее, что кость сейчас вправят и впредь они будут поосторожнее, она оставила эти мудрые головы и дальше склоняться над смотровым столом, а сама поспешила к Эйрелу.

Петр расхаживал по коридору взад и вперед. Эйрел стоял, заложив руки за спину и расставив ноги, недвижный и непоколебимый. Ботари маячил на заднем плане безмолвным свидетелем.

Петр повернулся и увидел ее. — Ты! Ты водила меня за нос. Это и есть твое «значительное улучшение»? Ха!

— Улучшения действительно значительны. Майлз бесспорно в лучшем, состоянии, чем был. Но никто не обещал совершенства.

— Ты лгала. И Вааген лгал.

— Мы не лгали, — опровергла его Корделия. — Я все время старалась рассказывать вам о ходе экспериментов Ваагена. По тому, чего он достиг, было ясно, чего нам ожидать. А вы ничего не хотели слышать.