Барракуда

– Не в «Ритце» же. У фрау Бауэр, в «Золотом якоре».

Я нарочно назвала свой пансионат – а вдруг они меня раньше выследили? Тогда врать нельзя… Что я теряю? Тряпки. Останусь в том, что на мне… А, черт с ними, шмотки – дело наживное, шкура ближе к телу.

– Вытри глаза и пошли! – решил шлеп-нога.

– Вызовите врача! Умоляю!

Шестерку, похоже, мои сопли-вопли разжалобили. А уж я не поскупилась – слезы по моему застывшему лицу катились градом.

– Вот отдашь мне денежки – и вызовешь доктора из пансионата, – не уступал Хромой.

– Доченька, скорее! – хрипло простонал Принц.

Его красивая голова с благородной сединой откинулась на подлокотник кушетки, а из раскрытого рта вырывалось тяжелое дыхание, но в меру. На полутонах играет, система Станиславского!

– Если отец умрет – не получите ни гроша! Клянусь! – Я перестала плакать, окаменев в отчаянии.

– Не умрет. В случае чего мой кореш вызовет врача. Зуб даю. – Хромой поторопил меня к выходу.

Он влюбился в мои несуществующие денежки, он их уже в кармане чувствует, потому и зуб свой гнилой дает… плевать я на него хотела…

А, чтоб ты сдох со своей шантрапой! Клянусь твоими косыми зенками, что в момент оторвусь у тебя из-под носа, только надо Витеку оставить хоть капельку времени, да и полумертвому от страха старикану, который мне такой же папка, как ты – мамка…

Гориллу внизу ждала тачка. Поди ж ты, шпана на «пежо» катается. Плохо, если за нами контрольная тачка катит, но тут уж ничего не поделаешь. Я только знала, что Витек быстро управится.

Ехали мы минут пятнадцать. Я вытащила косметичку, припудрилась, губы накрасила. Шлеп-нога не возражал: заплаканную бабенку еще остановят, расспрашивать начнут. Потому-то он и ухом не повел, когда я вытащила флакончик духов в аэрозоле и распылила немножко в воздухе, чтобы проверить пульверизатор. И ка-а-к прысну ему в рожу!

Голь на выдумки хитра. «Коти» я в таких целях пока не применяла, но экзамен духи сдали на пятерку. Шакал схватился за рыло, а я выскочила из машины и за углом поймала такси.

Духовитый выстрел на несколько минут увеличил шансы Витека. Пока шлеп-нога зенки не протрет да не прозреет, с места не тронется.

Впервые нам пригодился аварийный сборный пункт, который мы всегда назначаем перед началом операции. На сей раз выбор пал на Главпочтамт. Влетаю я туда, а там уже Принц с Мессером, зеленые оба, а Принц словно и впрямь после инфаркта.

– В аэропорт! – Мессер развернул нас к входным турникетам. – На первый самолет, на который купим билеты.

– Так хреново?

– Хуже только в сказке… – простонал Витек.

– Мы все тряпки оставили, – провыл Принц. Был десятый час вечера. Поймали мы тачку, и в диком мандраже кинулись из города. Мало тех мордоворотов, того и гляди полиция на шею свалится.

Нас выручили роскошные ксивы – для номера с князем в ход шли другие. К тому же без грима нас не узнать. Мессер стал кем был: симпатичным шатеном с приятной внешностью; Принц, содрав накладные серебристые пейсы, превратился в лысого фраера под семьдесят. Даже челюсть вынул, щеки запали – ни дать ни взять Кощей Бессмертный.

Меня в «Ритце» никто не видел, а в «Золотом якоре» я старалась людям на глаза не показываться. Блондинистый парик я запихнула в урну, макияж смыла. А без него у меня рыло ни красивое, ни уродливое. Таких тыщи. В любой толпе.

В кассу аэропорта мы вошли порознь, в самолете тоже прикинулись чужими. Парижский рейс.

Поселились в Марэ.

Приютил нас древний доходный дом. Его доедали мокрая гниль и тараканы. Витек с Принцем в полуподвале, я – под самой крышей в голубятне. Не выношу жить коммуной. Так даже лучше. Я люблю окна на крышу, а Принц боялся лазать на седьмой этаж без лифта: и впрямь кондратий хватит. Витеку вообще на все плевать, так что окопались мы, как кроты.

Приближалась осень, продутая холодными ветрами. От них в туннелях парижской подземки гудят сквозняки, а сам город по три-четыре раза в день поливает дождями. Почему-то про эти дожди не сказано ни в одном рекламном буклете, которые зазывают посетить столицу мира.

Мы были свободны. В том числе от одежды и бабок.

Принц подхватил краснуху, хотя я до сих пор думала, что краснуха – болезнь детская. Он то трясся в ознобе, то метался в жару под верблюжьим пледом, который я купила по дешевке на блошином рынке. Контрабанда из Марокко.

Наши последние крохи схавал лекарь, к тому же Принца надо было питать как следует – он начинал выздоравливать. Мы-то с Витеком кормились чем бог пошлет. Как библейские святые: горсть оливок и кусочек сыра или банка сардинок на весь день. Даже при этом деньги таяли, как снег на сковородке.

Мы не ходили на заработки.

Витек целыми днями лежал в одних подштанниках на кушетке, завернувшись в одеяло. Единственный приличный костюм он берег. Лежал и молчал, словно дремал. Он и не жрал бы, не пихай я ему еду под самый нос. Витек впал в депрессию.

– Совсем нюх потерял, козел старый. Как ты мог не узнать шакала! – ожил Мессер, когда Принц немного пришел в себя.

– Ты тоже не узнал! – защищался старик.

– Кто клиента искал? Я же не могу за всем следить!