Барс-19. Начало

Под прикрытием НПЗ «Грады» и «Солнцепёки» отрабатывали по украинским укреплениям, обеспечивая это самое наступление по взятию Лисичанска в клещи. Вскоре, не выдержав, противник бросил позиции и ушёл из города через узкое горлышко на Белогоровку и далее в Григоровку. В результате, образцово проведённой генерал-полковником Лапиным, операции нам достался практически целый Лисичанск с местным населением, стариками, женщинами и детьми. Такое на текущей войне редкость, поэтому я и акцентирую ваше внимание — по сравнению со штурмами и городскими боями в Волновахе, Мариуполе, Северодонецке, Попасной и последующей «мясорубкой» в Бахмуте.

Если мне скажут старую истину Хельмута Карла Мольтке, что надо уничтожать вражескую армию, а не города брать — то я отвечу: в полях и редких лесопосадках уничтожать противника легче, чем в густонаселённых и укреплённых городах. А раз нет сил разгромить врага в поле — то тем более их нет, чтобы ввязаться в городские бои с тяжёлыми обоюдными потерями. И я Вас уверяю — таких сил у нас точно не было при освобождении Лисичанска.

Моё художественное повествование в значительной степени документальное, хоть и с субъективной точки зрения.

Мы не стреляли по городу, сберегая жизни людей. А Лапина до сих пор, даже после его отстранения и незаслуженных обвинений, уважают в войсках, нося литеру «Л» внутри буквы «О» Центрального Военного Округа на красных шевронах.

Противник же местное население совсем не жалел, памятуя о майском Референдуме 14-ого года, считая их «колорадами» и «руснёй» — выйдя из деревень и посёлков, он разворачивал свои орудия и сносил застройку с жильцами под ноль, зная, кто там находится, ещё вчера квартируясь и обедая у этих людей. Особым вниманием украинских артиллеристов пользовались немногочисленные родники, удобные спуски к речкам и действующие колодцы, где жарким летом всегда много народа и расположение которых хорошо известно — ведь недавно они сами пили воду из этих источников.

Так было и с Золотарёвкой — богатое село на живописной горочке, школа, церковь, въезд по улице Абрикосовой… После её освобождения по этой самой улочке с прекрасным названием, наши бойцы под непрерывным миномётным огнём вывозили стариков и женщин с детьми. Мои разведчики на скоростном и вёртком Т-4, уходя от обстрелов, сновали туда и обратно, вытаскивая людей, в том числе больных и лежачих. Привозили на нашу базу, а затем уже на грузовиках отправляли дальше в тыл.

Я продолжал изучать на практике паутину пыльных дорог — наш БАРС менял армейские подразделения 21-ой бригады 2-ой Армии и 74-ой бригады 41-ой Армии ЦВО в Верхнекаменке, потом в Золотарёвке и Белогоровке, занимаясь налаживанием обороны и позволяя армейцам отойти в тыл, чтобы восстановить свои силы для следующего броска. Прямо с колёс ребята занимали позиции, а я уводил громоздкие неповоротливые машины с узких улиц посёлков и открытых полей из-под вражеского огня, пробивая эти самые колёса, борта и лобовые стёкла — за следующими и следующими взводами престарелых, но отчаянных добровольцев. Мы петляли, уходя от миномётов и арты, внезапно останавливались под каким-нибудь навесом или в зелёнке и потом снова давили на газ до упора.

(фото из личного архива А. Доброго)

На умелых и отважных водителей я нарадоваться не мог, а они — пожалуй, все, кто был в отряде, не раз ездили со мной к передовой и обратно. Уверен, что каждый из них вспомнит пару-тройку моментов, где мы чудом, но с хорошей долей дерзости и юмора «Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули», как с пониманием военной реальности писал когда-то Владимир Семёнович… Ну а потом они опять бортировали свои колёса.

Естественно противник обстреливал не только машины, но и наш НПЗ из более серьёзных калибров — тем более, что схему Завода и наши возможные располаги на нём он прекрасно знал.

Я очнулся на полу, сбитый неизвестной силой с импровизированного лежака из двух ящиков с 82-ыми минами и, снятой с петель, двери. Жутко раскалывалась голова, перед глазами огненно-белые, как из раскалённого металла, страшные кляксы, которые причудливо расползались, превращаясь в тяжёлую, густую, почти осязаемую, тьму… Едкий дым стелился по полу, заползая в нос, горло, глаза, мешая соображать и двигаться. Рядом копошились и пытались встать мои товарищи — повсюду хрип, стоны, сдавленная ругань. Осколки битого толстого стекла хрустели под ногами, коленями, ладонями — мы вытряхивали их из одежды и волос. Казалось, что нет выхода из этой душегубки, чем-то похожей на заполненный дымом аквариум. Мысли натужно и осязаемо ворочались в черепной коробке, тщетно пытаясь осознать происходящее. Я как будто выбрался из самого центра чудовищного взрыва — растерянно и недоумённо оглядывался вокруг, не понимая, что мне дальше делать в этой странной и подвисшей вселенной. Причём себя я видел как то со стороны и вверх ногами. Медленно и неохотно густая пыль и непостижимо зловонная гарь, подобно огромным извивающимся змеям, уползали прочь, уступая место свежему ночному воздуху, что торопился к нам через разбитые окна.