Барселона: история города

Мечты, неистребимые мечты!
Сверкающая гибкая струя,
Что у Гомера бьет от полноты
Сознанья и избытка бытия,
Фонтан неиссякаемый, не ты —
Наследье наше тыщи лет спустя,
А раковина хрупкая, волной
Изверженная на песок морской… [34]

Часть вторая НОВЫЙ ГОРОД

Глава 4 Ослепленные любовью к языку

I

Одна из особенностей испанской истории состоит в том, что она часто выбивалась из общего ритма, в котором развивались страны Северной Европы. И никогда это не проявлялось более явно, чем в середине XIX века. В 1848 году Европа тоже переживала радикальные перемены. В этот «год революций» казалось, что вот-вот развалятся все монархии. Во всяком случае, обнажилась их гнилая сущность. События 1830 года ознаменовали переход власти в Европе от аристократии к среднему классу, а в Соединенных Штатах — от олигархов к мелким торговцам, фермерам и даже небогатым горожанам, что сопровождалось сметающими все на своем пути порывами джексоновской демократии, которую с сомнением и опасениями описывал Алексис де Токвиль. Но события 1848 года оказались еще ярче. Национализм образца 1789 года, то есть мятеж, перешел границы. Волна революций прокатилась по Франции, Италии, Германии, большей части империи Габсбургов и даже Швейцарии.

Император Габсбург вынужден был бежать из Вены в Инсбрук. Папа Пий IX бежал из Рима в Гаэту. В Париже отрекся от престола Луи-Филипп. В Венгрии началось восстание Лайоша Кошута. Чехи вышли на улицы после панславянского конгресса в Праге. Даже маленький остров Сардиния умудрился объявить войну Австрии и разбить ее армию в сражениях при Гойто и Пастренго. Как писал Эрик Хобсбаум, «никогда мировая революция, о которой мечтали тогдашние повстанцы, не была так близка, как во время того внезапного и всеобщего пожара».

За Пиренеями эти потрясения почти не имели последствий — разве что в умах ничтожного меньшинства просвещенных и прогрессивных либералов. У Испании не было сил, чтобы восстать снова. Беспорядок и суматоха в Европе, разумеется, ужесточили политику Изабеллы II, ее министров и генералов, напуганных опасностью разнузданной демократии. Но никаких перемен в структуре монархического правительства не последовало: испанский кабинет по-прежнему не выбирался, а назначался Изабеллой II, и при этом обладал полномочиями распустить парламент. Такой подход позволял держать прогрессивных политиков подальше от власти. Уроки 1848 года в других странах только усилили отвращение испанской церкви ко всяческим переменам и при этом никак не повлияли на огромное неграмотное консервативное большинство испанских бедняков, для которых и сама-то Европа была не более чем фикцией.

Между 1840-ми годами и либеральной революцией 1868 года, сбросившей Изабеллу II с трона и отправившей ее в ссылку во Францию, купцы, владельцы мануфактур, банкиры Каталонии готовили свою собственную победу в рамках всеевропейского триумфа буржуазии, эффект которого стал ощущаться после 1851 года. Это усилило присущее каталонцам ощущение отдельности — отдаленности от Мадрида и близости к Европе — не потому, что деловые люди в Каталонии сочувствовали событиям 1848 года (наоборот, они смотрели на них с ужасом), а потому, что они связывали большие надежды с развитием технологий, а образцы новой организации производства находились за пределами Испании.

Индустриализация в Каталонии носила менее радикальный характер, чем в Северной Европе. Каталонцы получили промышленность, но без индустриальной революции. Деревенская и феодальная старая Каталония отошла в область мифов. Но в этом мифе — в собственной готике, в прошлом, в кельтских сумерках — каталонцы, представители среднего класса находили утешение, спасаясь таким образом от волнений своего времени. Тоска по консервативному убежищу лежит в основе каталонского «Возрождения».

К середине 1850-х годов во всей Каталонии насчитывалось 1,67 миллиона человек, из которых 189 000 человек жили в Барселоне. С 1834 года население города возросло до 56 ООО человек — на 40 процентов за двадцать лет. Деревни и провинциальные городки развивались медленно, но Барселона, стиснутая стенами ФилиппаУ, вступила в период бурного роста.

К середине 1850-х годов более четверти национального продукта Испании поступало из Каталонии. Принципат зарабатывал вдвое больше на производстве и в полтора раза больше на сельском хозяйстве, чем вся остальная страна. Если не считать баскских территорий, Каталония являлась единственной индустриальной областью Испании.