Барселона: история города

Франкистский режим в Каталонии, таким образом, не только дал молодым тогда писателям поколения Гойтисоло новую тему — ссылка, утрата, конфронтация, социальные перемены. Запрет на каталанский язык вынудил их влиться в поток испаноязычной литературы. Гойтисоло был писателем левого толка и хотел внимания и одобрения рабочей аудитории, — а большинство рабочих в Барселоне были иммигрантами и говорили по-испански, а не по-каталански. Барселонский средний класс — традиционная двуязычная читательская аудитория — все-таки предпочитал читать по-испански. Внезапное вторжение каталонских писателей в испанскую литературу Гойтисоло расценивал как «событие в истории испанской литературы», совпавшее с превращением Барселоны в столицу испанского книгопечатания. Испанский министр культуры, каталонец по имени Жорди Соле Тура, придерживается разумной точки зрения: «Я всегда верил, что каталонская культура — это все, что происходит в Каталонии, и по-каталански, и по-испански. Редукционизм, девиз “Нас интересует в культуре только то, что на каталанском языке" кажется мне грубой ошибкой». С другой стороны, настроенные в духе Пуйоля каталонские фундаменталисты, например члены организации «Националистическая молодежь Каталонии», все еще истово исповедуют этот самый редукционизм. «Мы утверждаем, — гласит их манифест 1991 года, — что не вся культура, которая есть в Каталонии, — каталонская, и если мы признаем принадлежность таких писателей, как Гойтисоло и Марсе, к каталонской культуре, мы точно так же должны признать принадлежность к ней, например, Роберта Грейвса, который, живя на Майорке, писал по-английски». «Интеллектуалы всегда первыми изменяли своим идеалам, — сетует «Националистическая молодежь», — и когда молодой литератор объявляет, что решил творить на испанском языке… он делает не только свой личный выбор; он тем самым сообщает обществу о своем предательстве, отречении, материализме».

Каталанский и испанский сосуществуют в журналах, газетах и на телевидении. В Барселоне три общественных телевизионных канала, один из них вещает только по-каталански (TV3), второй — в основном по-испански (TVEI), а третий — пополам и на том, и на другом (TVE2). В целом время прямого эфира делится почти поровну между двумя языками. Маленький каталонский ТV3 транслирует рекламу, но финансируется каталонским правительством. Он начал работать в 1984 году — этакий Давид, победивший Голиафа, то есть испанский, впавший в маразм TVE. TV3 проявил себя гораздо более интересным и профессиональным, например в репортажах и интервью, и более острым в комментариях, чем его соперник. Возможно, это самый лучший пример настоящего регионального телевидения в Европе. Зрители привязаны к нему не только как к развлечению. Опрос, проведенный в 1986 году, показал, что более половины зрителей TV3 испытывают «Патриотическую привязанность» к этому каналу, а 86 процентов считают, что его стоит смотреть, чтобы не утерять и даже улучшить свой каталанский. Почти все сходятся на том, что передачи этого канала политически более объективны, чем передачи ТVЕ. После некоторых колебаний рекламодатели в 1980-х годах устремились на TV3, и ежегодное количество рекламных роликов на каталанском с 5468 сюжетов в 1984 году возросло до 44 000 в 1988 году.

Почти так же дело обстоит и с периодическими изданиями. Из пяти барселонских газет, выходящих каждый день, три («Эль Периодико», «Ла Вангуардия» и «Эль Паис») — на испанском языке и две («Аванти» и «Диари де Барселона») — на каталанском. Испанские газеты читают около 1,3 миллиона, а каталанские — менее 250 000 человек. Но как «Эль Паис», так и «Вангуардия» регулярно выпускают на каталанском культурные приложения — обзоры, рецензии на книги, театральные постановки, фильмы. То есть что касается прессы, каталанский — это в основном язык «высоколобых», людей с университетским образованием, интересующихся культурой.

Это те самые люди, которые больше всего нуждаются в общении с Европой, которое невозможно на каталанском. Надежда на то, что ориентированная на Европу культура может быть создана на основе языка меньшинства, такого как каталанский, жила, пока Барселона была неким форпостом свободолюбия, лучом света, так сказать, во тьме авторитарной Испании. Этот период длился с середины 1960-х годов до смерти Франко. Он закончился. Общая европеизация Испании, особенно Мадрида, — факт признанный, по крайней мере в последние десять лет. Если иммиграция в Каталонию из остальной Испании будет держаться на нынешнем уровне, а местное правительство не изменит политике поощрения каталанского языка в сфере образования и на телевидении, то каталанский, совершенно очевидно, останется местным языком, языком провинции Каталония, и будет черпать в том силы для развития. Если нет, значит, нет: он может постепенно выйти из употребления, как это произошло с латынью.