Барселона: история города

Ла Педрера, хоть и уникальна, все-таки не дотягивает до первоначальной идеи Гауди. Ее крыша мыслилась не просто как вымышленный ландшафт. Центурионы и гербы должны были послужить фоном для более крупной скульптуры. Уже создав одну религиозную метафору — Каса Батльо, — Гауди собирался пойти дальше и совершить грандиозный скачок, увенчав Каса Мила скульптурной аллегорией божественной молитвы (Росарио, имя сеньоры Мила, по-испански значит «молитва» и «четки»). Кульминацией скульптурной группы должна была стать бронзовая фигура Богоматери высотой в сорок футов, установленная на крыше, с архангелами Гавриилом и Михаилом по бокам. Все здание мыслилось лишь как постамент, с которого гигантская дева Мария должна была взирать на порт. Жоан Марторель, которому Гауди объяснил замысел Каса Батльо, говорил, что архитектор этой фигурой хотел дать понять, что «житейские бури стихают у ног Богоматери», напомнить о том, что она — Звезда морей и Защитница мореплавателей. Изваять статую предстояло Карлесу Мани-и-Ройгу (1868–1911). Гауди видел гипсовую модель скульптуры Мани «Дегенераты» (две фигуры с маленькими головками и несоразмерно большими руками. Как в Каталонии, так и в Париже и Берлине тогда была очень модной теория Макса Штирнера о «расовой дегенерации»). «Дегенераты» понравились Гауди, и он заказал Мани макет скульптуры. Мила сказал, что макет напоминает ему стадо овец и коз. Кроме того, ему не понравилась грязь в мастерской Мани. Гауди, войдя в студию скульптора, тоже с ужасом обнаружил, что по его ногам ползают блохи. Однако проект оставался в силе до самой «Трагической недели» 1909 года, когда начались поджоги церквей. Мила сообразил, что любое здание с гигантской Девой Марией на крыше сразу же вызовет народный гнев, и благоразумно отказался от этой идеи.

«Трагическая неделя», неожиданная и жестокая, потрясла Барселону. Город был нестабилен все предшествовавшее десятилетие, то и дело случались забастовки, но такого выплеска агрессии город не помнил со времен поджогов монастырей шестьдесят лет назад. Это объяснялось еще одним политическим промахом Мадрида.

Испания все еще имела колонии в Марокко в 1909 году, и ей так и не удалось «умиротворить» (таков был эвфемизм) арабов Рифа. Неподалеку от района Марокко под названием Мелилья были железные рудники, их недавно купил могущественный мадридский политик Альваро де Фигероа-и-Торрес, граф Романонес. Желая обезопасить свои прииски от враждебно настроенных арабов, Романонес в июле 1909 года прислал туда войска из Мелильи. Испанцы были атакованы уступающими им в численности арабами и разгромлены. Тогда Романонес уговорил военное ведомство собрать резервы в Каталонии и отправить их в Марокко. Набрали сорок тысяч человек, большинство из них имели семьи и детей, все они были из рабочих. Суда, на которых они должны были плыть в Марокко, принадлежали другу Романонеса,

Лопесу Бру, второму маркизу Комильясу, имевшему долю и в компании, владевшей приисками. Маркиза де Комильяс с подругами в порядке благотворительности спустилась в доки в день отплытия судов и раздавала людям, отправляющимся на смерть в горы Рифа, четки, медальоны и табак. На следующий день, 26 июля, весь город в едином пацифистском порыве, впервые после 1898 года, выступил против «войны банкиров», отозвавшись на нее всеобщей забастовкой и бунтами.

Выступление назревало давно. Во-первых, рабочие Барселоны сейчас были гораздо сплоченнее, чем в 1890-е годы, в период расцвета анархизма. Анархисты затаились после процессов на Монтжуике и сосредоточились на организации забастовок и укреплении организованности, а не на терактах. Результатом явилось создание Требольской национальной конфедерации, сильного анархо-синдикалистского профсоюза, образованного в 1907 году, распространившегося по всей Испании и имевшего главную базу в Барселоне.

Во-вторых, с момента формирования «Каталонской солидарности» город лихорадило: началась очередная волна недовольств владельцами фабрик и промышленниками, разорвалось две тысячи бомб. Но оказалось, что почти все они были брошены агентами-провокаторами, состоявшими на жаловании у полиции, которая рассчитывала таким образом дискредитировать дело каталонизма.

В-третьих, героем «Трагической недели» был некий Алехандро Леру (1864–1949). Леру, в прошлом журналист, обладал луженой глоткой и даром доводить толпу до ярости. Он принадлежал к левому крылу, был антиклерикалом, республиканцем демагогического толка, а кроме того, ярым антикаталонистом. Мадрид был готов закрыть глаза на первое в благодарность за второе. Аудитория Леру состояла в основном из барселонских рабочих-мигрантов, ненавидевших каталонистов. В первый раз Леру выбрали депутатом в 1901 году, и он получил прозвище Император Параллель (Параллель в то время была кварталом трущоб). Его последователи называли себя «молодыми варварами». Он призывал уничтожить «эту несчастную страну… разрушить ее храмы, покончить с ее богами, сорвать покрывала с послушниц и воспитать их матерями цивилизованных граждан».