Барселона: история города

Эти образы призваны заворожить, долго удерживать в напряжении. Это искусство рассчитано на пристальный взгляд, на некое противостояние. Этот «сильный взгляд», mirada fuerte, властный взгляд собственника, испанская одержимость — то, чем спустя восемьсот лет будут насыщены работы Пикассо. Сила становится почти сокрушительной во взгляде Пантократора (1123) с апсиды церкви Сант-Климент де Тауль. Средств на эти росписи не пожалели — голубой ляпис-лазури, самой дорогостоящей из красок, пошло столько, сколько можно привезти на целом сарацинском корабле. Но запоминается именно взгляд. Заключенный в мандорлу — символ небесной власти, унаследованный от древней римской монументальной скульптуры, Христос сидит как бы на изогнутой «ленте», очерчивающей мироздание. В руке Он держит раскрытую книгу с написанными на ней словами «Ego sum lux mundi» — «Я — Свет мира». Его тело имеет странные пропорции. Босые ноги — очень маленькие, но по мере того как взгляд поднимается выше, объемы и размеры увеличиваются, достигая максимума на уровне руки Бога, задрапированной складками одеяния, и Его лица, с огромными, расширенными, гипнотизирующими глазами. Такой эффект, в сочетании с кривизной самого купола, на котором изображена фигура, делает ее слегка выпуклой, выгнутой в вашу сторону, так что от этого взгляда невозможно укрыться, находясь в маленькой церкви Св. Климента. Это — выражение вездесущести Бога. Но этот Христос, в отличие от Бога доктора Фаустуса, далек от гнева, как и от сострадания. Его спокойствие абсолютно. Он — Вседержитель, Он — на этой земле, в древности занятой римлянами, — наследник всемогущего императора, хозяин триумфальной арки. Неудивительно, что ангелы вокруг Него, кажется, на цыпочках отступают (как будто их терпят из милости), вместо того, чтобы держать нимб, как это обычно бывает на подобных изображениях. Никакая другая фигура не может соперничать с этим Христом, и на существование Бога Отца указывает только лишенная тела рука, такая же как рука на фасаде Сант-Пау де Камп, возникающая из белого сияющего круга и указующая на Христа: «Се Мой Сын».

Есть и другие столь же необыкновенные взгляды. Возникает оптический эффект сумасшествия, когда смотришь на изображение серафима под (теперь уже стершимися) Святой Девой и Младенцем на фреске XII века из апсиды в церкви Санта-Мария д’Анеу. Серафимы (один из высших ангельских чинов) шестикрылы, и в Апокалипсисе Иоанн Богослов упоминает, что на их крыльях есть глаза. Так что художник, верный священному тексту, снабдил серафима в общей сложности тремя дюжинами глаз — тридцать на крыльях, два на голове, и еще два — для ровного счета — на ладонях. На одной из арок церкви Св. Климента — изображение пасхального Агнца, такого, каким он описан в Апокалипсисе, — не с семью рогами, что, возможно, вызвало бы недоверие зрителя, но с семью глазами: четыре с одной стороны и три с другой. Он не слишком похож на агнца, но, с другой стороны, и каталонский лев романского периода, символизирующий евангелиста Марка, напоминает скорее медведя, чем льва. Можно предположить, что ни один испанский художник XI или XII века никогда не видел льва, так же как и дракона или демона — разве что во сне. А вот медведи в Пиренеях водились, страшные, косматые, с острыми когтями и клыками, и они вполне подходили на роль дикого зверя. С другой стороны художник в Тауле весьма реалистично изобразил хорошо знакомое ему животное — собаку: пес своим заостренным языком зализывает раны несчастного Лазаря.

Медведь вместо льва святого Марка на апсиде церкви Санта-Мария д'Ансу. Фреска. ХII век