Барский театр

Сергей потянулся было к «бортовому журналу», но потом, отложив его, вышел из избушки, подошел к поленнице (и она, и навес над ней, и присутствующий там колун — всё было в образцовом состоянии), ловко расколол несколько сухих еловых поленьев, вернулся в дом и затопил печку. Потом взял ведро и пошел к озеру.

Дима тоже не сидел без дела: он из лунки одного за другим дергал мелких, с ладонь, окушков. В озере водились окуни и покрупнее, но брали они очень редко (лет пять назад в дневнике этого кордона появилась запись: «Поймал окуня размером с топорище!», — а рядом, чтобы рыбаку поверили, была приклеена чешуя трофея — размером с десятикопеечную монету).

* * *

Через час уха была разлита по тарелкам. Дима достал из рюкзака заветную бутылку и наполнил стопки. Они были на всех кордонах заповедника; на тех, куда можно было добраться только пешком, стопки были пластмассовые, а на тех, до которых заезжали на снегоходах или лодках, — стеклянные. На этот кордон снегоход доходил. Поэтому первый тост «за здоровье» был подтвержден хрустальным звоном.

— Завтра я хотел потропить и отыскать берлогу чужака, — сказал Сергей, запив водку ароматной окуневой ухой. — Но теперь придется побродить в окрестностях, посмотреть — добрал он лосиху или нет. И вообще надо разобраться — что это за зверь.

Они снова выпили, и Дима еще раз рассказал про сегодняшнюю встречу. Сергей слушал, кивал, уточнял детали, а потом спросил:

— А чего это мы только ухой закусываем? Я под нарами банку тушенки видел. Зажимаешь?

— Хочешь — ешь, — сказал Дима.

Сергей нагнулся и достал банку. Он протер пыльную крышку и обнаружил, что она маркирована буквой «Х».

— Это что за обозначение? «Х» — это «хорошая»?

— Да нет же, наоборот. «Х» — значит очень плохая. Самодельная тушенка. Из лося. Эта партия у меня не получилась. Дома не едят. Вот я и привез ее сюда. В качестве НЗ. Хочешь — пробуй, не жалко.

Но Сергей пробовать не стал и поставил банку под нары.

Потом он вышел из теплого жилья и прошелся до небольшого дощатого шатрового строения.

Вернувшись, он произнес:

— Холодает. К утру снег морозцем прихватит. Наст будет. Приберет этой ночью медведь твою лосиху. Ее наст держать не будет, а его — будет. Точно приберет. Завтра тропить пойду.

— Вот работа, — посочувствовал Дима. — А ты чего без карабина ходишь?

— А чего его брать? Если медведь захочет, он человека и с карабином скрадет, почище любого спецназовца. Когда зверь просто пугает, он издали о себе заявит — реветь будет или деревья крушить, а скорее всего он, учуяв человека, уйдет неслышно. Так вот, если он пугать будет, так ему ответить можно — из ракетницы, или фальшфейером. А из карабина по зверю палить — так мы всех медведей в заповеднике изведем, а еще хуже — подранков наделаем. А из них самые людоеды и вырастают. Чего, избу перестраивали? — сменил тему разговора Сергей. — И тамбур новый пристроили, и угол из новых бревен. И окно на другом месте.

— Перестраивали. Тамбур директор во всех избах приказал сделать — для хранения инвентаря. А окно лесники переставили для того, чтоб из него вид был не на сортир, а на озеро. А этот угол — медвежий. Его набозень [4]еще прошлой осенью выломал и в избу залез. На помойке до сих пор разгрызенные им банки валяются. Завтра можешь посмотреть — тебе, как специалисту, наверное, интересно будет.

* * *

У Сергея дома, вернее, в его сарае, хранилась целая коллекция предметов, собранных в тайге, со следами когтей и зубов косолапого. В основном это были разнообразные консервные банки, вернее, то что от них осталось.

Звери, проникая в охотничьи зимовья, грабили запасы промысловиков, в том числе пожирая и консервы. Поэтому каждый год охотники приносили Сергею смятые, прокусанные и изжеванные банки – чаще всего тару из-под тушенки и сгущенки, реже из-под деликатесов — сайры и шпротов. И только раз ему предъявили жестянку из-под маслин, в которой гремели высохшие плоды. Имелись в коллекции Сергея и другие предметы — лопата с обгрызенной ручкой, помятая и поцарапанная звериными когтями молочная фляга (в нее, судя по всему, медведь в поисках поживы засунул голову, а потом долго ее оттуда вынимал), прокушенная канистра из-под бензина, квартальный столб под номером 48/49. Почему-то именно этот столб под этим номером настолько не понравился медведю, что он сначала, как бобр, сточил его зубами, а потом свалил. Была там еще и маленькая деревянная скамеечка. Сергей сам нашел ее под стеной одного охотничьего зимовья. Зверь разворотил строение, влез внутрь и, ничего не найдя, со злости разломал железную печку, раскатал нары, а маленькую скамеечку выпихнул в оконце. Судя по следам погрома, операция по удалению мебели далась ему не сразу, и, оттого что скамейка никак не хотела лезть в окошко, косолапый еще больше свирепел.

* * *

На следующее утро, едва рассвело, Сергей пошел туда, где вчера Дима встретил лосиху и медведя.