– Не давала-а?.. – состроил замысловатую рожу Юда. – А я его уж и съел! Что ж мне теперь делать-то, бежать или спасаться?.. – и он окинул коротким взглядом товарищей, громким хохотом выражавших свой восторг перед словесным удальством Юды.
Больше всех хохотал, конечно, Тешка.
– Ну, спать! – поднялся Семен, неуловимым движением бровей останавливая мать, готовую напасть на Юду по всем бабьим правилам.
– Спать, это правильно... – сказал Гарасим черный и размашисто зевнул.
– Рот-то покрести! Анчук влезет! – окрикнул его кто-то из летучих.
Но смеху некогда было подняться. Блестя глазами, выпученными немалым внутренним подъемом, вбежал Егорка в избу. Сзади его затеснились другие.
– Робятки... попка поймали! – возбужденно сообщил он.
– Где?.. На ком?.. – загудела летучая.
– Да как же! Мы Серегу на комаря привязали... идем, а он во-от кобылу нахлистывает! Он уж, было, и уехал, да поросенка забыл. За поросенком и вернулся...
– Ну-ну! – тешилась летучая.
– Вот-те и ну, баранки гну... Сюда привели! Там же мы и Серегину кобылу нашли, к мостку привязана.
– Половинкина-то поймали значит? – сощурился Семен и кивнул Жибанде, но тот и сам уже лез за пазуху, за бумагой, чтоб отметить и пойманного крестиком.
– ...сидим этто на завалиночке, – рассказывал, поблескивая чернотою глаз, Фетиньин муж, – разговор ведем, прикидываем, одним словом. Вдруг тут молния-т как полыхнет! Видим – тень. Откуду тень? Из-за угла тень!.. Ну, мы очень это поняли, сзади его и обошли, Серегу-те. Он, значит, подслушивать за угол-те встал!..
Толкаясь и громко переговариваясь, мужики вышли на крыльцо. Там уже стояла немалая толпа. В самой средине ее трое летучих держали пленных: один – Половинкинскую лошадь, двое других – под руки беглого попа. Без рясы, в домотканных портах, он больше походил на чудного длинноволосого мужика, чем на известного всем Ивана Магнитова.
– Здравствуй, батя, – сказал Семен ему, невнятно пошевеливавшему губами. – Покинуть нас вздумал? Очень нехорошо. Мы с тобой, батя, одной веревочкой связаны... Надо ж, батя, понятие иметь! Ну, что ж, иди теперь домой. Отпустите его, – сказал он державшим Магнитова под руки.
Освобожденный Магнитов громко задышал и поводил затекшими плечами, уходить же, видимо, не решался.
– Благослови, отче... – подошел со стороны Юда, пряча за длинными ресницами смех и складывая руки горсточкой.
Тот с излишне поспешной готовностью поднял-было руку. В ту же минуту Юда лукаво погрозил ему пальцем перед самым носом.
– Шалишь, батя, Юду благословлять! Рази ж поп в подштанниках бывает? Беги!! – гаркнул он ему вдруг и в самое ухо.
– Беги, беги... – взволнованно завопили летучие и расступились, давая дорогу.
Магнитов постоял еще минуту, потом сделал неуверенное движение, словно подбирал рясу, и скакнул в сторону с прыткостью, немыслимой ни для сана его, ни для возраста. Бегу его очевидно мешал страх перед неизвестностью. Он упал посреди улицы, сраженный одышкой и ужасом, и закрыл голову руками. Темная ночь висела над ним, и она грозила войти в задыхающееся кровью сердце. Его освещало зарево исполкома.
– Беги... – еще раз крикнул металлически-звонко Юда и тихой скороговоркой попросил у Семена: – дозволь, друг, ружье разрядить... Затвор, вишь, у меня ослаб и пули не держит... – Говоря так, он держал взгляд на Магнитове, все еще лежавшем в пыли.
Где-то в стороне слышна стала негромкая ругань. Семен оттолкнул Юду в плечо и пошел на спор. Спорили Афанасий Чигунов и Гарасим черный из-за Половинкинской лошади.
Гарасим сказал:
– Беленькая.
Афанасий ответил:
– И хвост обстрижен.
Гарасим:
– Это моя кобылка. Я давно ее облюбовал! – и прибавил такое, словно ногой топнул.
Чигунов:
– У тебя и без того три, а у меня одна, да и та головы не держит.
Подошедший Семен решил спор коротко. Как первый убивший, Семен занял главенствующее место в восстании:
– Лошадь в обиход пойдет.
Тут кто-то крикнул:
– Бабинцовы угощают...
Толпа побежала на выселки, небо все еще вспыхивало зарницами.
– Ребяты... – закричал им вдогонку Семен. – На взъездах, значит, рогатки поставить не забудьте. Михайло нарядит баб в караул. До рассвета караул держать!..
– У-у... баб в карау-ул... – было ответом.
Скоро у избы остались только Семен и Жибанда.
– Миша, спать пойдешь? – спросил Семен.
– Да уж выспаться-то не плохо б. Может завтра и драться уж придется...
– Перепьются, а ночью и накроют их, – выразил свои опасения Семен.
– За ночь не успеют. А поп-то, гляди, убежал!
– Пускай его.
Расходясь, они подали друг другу руки. Пожатье их было сильное и намекало не только на установившуюся дружбу, а и на то истинное значение, которое должна была иметь она в будущем.
– Продкомиссар этот... – тихо сказал Жибанда, глядя вниз... – когда лежал уж, я узнал его. Пыли много попристало, а узнал. У нас комиссаром в части был. Нас вместе и ранили, на Колчаке...
Жибандино воспоминанье как бы перетряхнуло Семенову память. Он вырвал руку из Мишкиной руки и спросил:
– Фамилья ему?..
– Быхалов. А что? Почему ты так? – удивился Мишка Семенову лицу.
– А-а! – с раскрытым ртом сказал Семен, набирая воздуху в грудь.