Бару Корморан, предательница

Она уцелела после катастрофической войны и выползла из кровавой бани под Юпорой: морские пехотинцы Маскарада перестреляли равнинных богатырей и подчистую вырезали остальное войско. Бережно сжимая в ладонях щеки отца Солита, она хриплым шепотом поведала ему и о своей личной катастрофе.

— Сальм пропал по пути домой. Среди иноземных солдат было много мужчин, ненавидевших его. Думаю, что они виноваты.

— Но за что? — Голос Солита звучал глухо, замороженно, безнадежно. — Почему?

— Из–за тебя. У их мужчин не бывает мужей. Сама мысль об этом им противна, — ответила Пиньон, прислонившись лбом к его лбу. — Его нет, Солит. Я искала… Так долго…

А Бару (она не могла выкинуть из головы тот самый урок но научному обществу и инкрастицизму) пискнула:

— А Сальм вправду был моим настоящим отцом? Или содомитом?

Солит разрыдался и рассказал матери Пиньон об обучении Бару. Женщина в ярости ударила Бару и выгнала ее со двора.

Бару в слезах побежала в школу и затаилась возле белого здания, на крыше которого развевался флаг с изображением маски.

Конечно, позже мать пришла за ней и попросила прощения. Они поплакали вместе и опять стали семьей — или, по крайней мере, частью семьи, понесшей утрату. Но дела было не исправить.

Преподаватели явно обладали солидными знаниями, а мать Пиньон уже ничему не учила Бару. Она только шепталась с Солитом об огне и копье, а еще о каком–то «сопротивлении».

— Учись, — наставлял свою дочь Солит. — В школе безопасно. А Фарьер… — Ноздри Солита раздулись от отвращения. — Он не даст тебя в обиду.

«Нужно узнать, почему Сальм пропал, — подумала Бару. — Я разберусь во всем и не дам этому повториться. И я не буду плакать. Я справлюсь».

То был первый урок причинно–следственных связей, полученный Бару Корморан. Но он не шел ни в какое сравнение с самым важным уроком на свете, который ей однажды преподала мать.

Это случилось задолго до школы и задолго до исчезновения храброго отца Сальма. Глядя на алые паруса боевого корабля в Ириадской гавани, Бару спросила:

— Мать, почему они приплывают к нам и заключают пакты? Почему мы не приходим к ним сами? Почему они такие сильные?

— Не знаю, дитя мое, — ответила мать Пиньон.

Эти слова Бару услышала от нее впервые в жизни.

Глава 2

Потеряв отца Сальма, Бару едва не лишилась и матери. — Невозможно поверить в то, чему они учат тебя, — прошипела Пиньон ей на ухо, пока обе они улыбались надзирателям (те были обязаны сопровождать Бару, которая как–то раз навестила родителей после уроков). — Не забывай о том, что они сделали с Сальмом. Не уступай ни в чем. Семьи держат тайный совет. Мы найдем способ сбросить их обратно в море.

Бару слегка повела плечами и оглядела стены родного дома. Странно, но сейчас он показался ей непривычно убогим.

— Они ни за что не уйдут, — умоляюще шепнула она в ответ. — С ними бессмысленно драться. Ты не понимаешь, как велик Маскарад. Прошу тебя, найди способ заключить мир — пожалуйста, не умирай, как Сальм.

— Он не умер, — прорычала Пиньон. — Твой отец жив. Бару взглянула па Пиньон. Материнские глаза покраснели от усталости, плечи сгорбились в бессильном гневе. Что с ней случилось — с молнией, пантерой, грозовой тучей? Теперь Пиньон выглядела как одна сплошная рана.

Вероятно, Пиньон испытала такое же разочарование, посмотрев на дочь.

— Он жив, — повторила она, отворачиваясь.

Этот спор встал между ними, будто риф.

К своему десятому дню рождения Бару радовалась визитам Кердина Фарьера, торговца шерстью, гораздо больше, чем свиданиям с отцом и матерью. У Кердина всегда находился для нее добрый совет. Одевайся именно так, а не иначе. Дружи с той–то и с тем–то, но не с этими прощелыгами.

Теперь Бару предпочитала рекомендации Кердина, а не материнские указания: ведь именно торговец подсказывал ей, чего нужно достичь. Кердин никогда не говорил ей о том, чего следует избегать.

Школьные инструкторы службы милосердия были родом из множества разных стран. Да и в гарнизоне Маскарада состояло столько чужеземцев, сколько Бару никогда не доводилось видеть на Ириадском торгу.

— Если они могут быть учителями, значит, и я тоже смогу? — спрашивала Бару. — Мне позволят отправиться в чужую страну и запрещать девочкам чтение в неподобающе ранний час?

Кердин Фарьер, заметно растолстевший за годы, прожитые на острове, ласково дернул Бару за ухо.

— В Империи Масок ты сама будешь выбирать, кем быть, Бару! Мужчина, женщина, богатый, бедный, стахечи, ориати, майя, урожденный фалькрестиец — всякий в нашей Имперской Республике может стать кем пожелает, если он рационален в делах и строг в мышлении. Вот отчего мы — Империя Масок, дорогая. Когда лицо скрыто под маской, значение имеют только личные достоинства.

— Но ты же не носишь маску? — заметила Бару, уставившись на Фарьера — вдруг у него за ушами завязочки, спрятанные в волосах?

Ее слова и взгляд рассмешили купца. Проявления остроты ума он любил не меньше, чем Пиньон и Солит. Но, подобно покойному Сальму, Кердин находил удовольствие и в нахальной прямоте Бару, в ее готовности подойти и спросить или взять.