Барвенково – Сталинград. Цена хрущёвской подлости

В эти минуты Насте стало даже немножечко жаль Зигфрида, хотя он был враг, хотя может и не такой лютый, как все вокруг, но враг…

И тут она вспомнила, как они первый раз приехали в эту русскую деревеньку, в которой решено было разместить разведцентр Абвера. Работы по оборудованию завершались. В деревне ещё были жители, которые обеспечивали эти работы. Но вот настал момент, когда они стали не нужны. И тогда свершилось страшное… Часть из них сразу погрузили в машины и отправили куда-то, причём офицер, отправлявший колонну, сказал с плотоядной усмешкой:

– Не тратьте патроны. Пусть сами выкопают яму. В ней их и засыпьте…

Отправили не всех. Оставили девушек, которых солдаты потащили в сарай и оттуда вскоре донеслись отчаянные вопли и крики, которые вскоре утихли.

Зигфрид наблюдал за всем этим, не выходя из машины. Ну, допустим, жестокость германцев не знала предела. Им нужно было что-то построить. Построили. Использовали людей, а как заканчивалась стройка, уничтожали. Жестоко, бесчеловечно, преступно, но по крайней мере объяснимо – ведь само нахождение центра должно быть секретно. Русские бы так не поступили, но на то мы русские, Русские Люди, а они – представители носителей европейских ценностей, то есть нелюди. Но зачем надругаться?

Настя выразительно посмотрела на Зигфрида. Он сидел рядом, а на переднем сиденье был водитель. Водитель с вожделением глядел на происходящее во все глаза и плотоядно посмеивался.

Зигфрид поймал её взгляд и отвернулся к автомобильному окошку, сделав вид, что его заинтересовало совсем другое, на другом конце села.

– Как же так можно?! Зачем? Но решили убить, убили бы, – прошептала Настя так, чтобы не услышал водитель.

Зигфрид метнул на неё строгий взгляд и приложил палец к губам, кивнув на водителя.

Ответил же, когда они вышли из машины и остались одни:

– Зачем говорить при водитель… Я против такого, что был, что вы видел. Я считаю это плёх.

– Почему же не остановили? – спросила Настя.

– Это нельзя. Это не поймут. Не поймут, почему я так сделал. Это, – он хотел объяснить, но не находил слов: – Это не по…

– Остановить, значит поступить не по-германски? – не удержалась Настя от неосторожного замечания.

– Не так, не так… Это… не немцы, это, – он, видимо, опасался сказать резко: – Это те, кто воспитан теперь… перед войной, – и наконец выдавил: – Это не настоящие немцы.

Больше он ничего не сказал, ведь тогда он ещё не добился от Насти признания в том, что она советская разведчица, хотя и понимал, что это так, а потому позволил себе откровенность.

Но для Насти тот разговор имел большое значение. Она поняла, что Зигфрид не потерянный человек, да, да, человек – такой термин к нему применить можно было.

На следующий день Настя вышла в город. Ивлев действительно снабдил её явками и паролями для связи с подпольем. Нужно было немного, всего-то передать шифровку, составленную самой Настей. Она была простой – эта шифровка, но именно простотой своей являла огромную трудность в расшифровке, ибо было много символов, известных только самой Насти Ивлеву.

И вот Афанасий Петрович Ивлев получил сообщение от Зигфрида, то самое, которое и передала Настя через подпольщиков и тут же отправился к Гостомыслову.

– Вижу что-то важное? – спросил тот, едва взглянув на выражение лица Ивлева.

– Очень думаю важное.

– Зигфрид?

– Он самый. Настя передала через подпольщиков. Видно, с разведцентром что-то не так. Вот: – Ивлев положил на стол короткий текст.

Гостомыслов прочитал внимательно и поднял глаза на Ивлева:

– А не может быть провокацией?

– А в чём провокация? – спросил Ивлев.

Гостомыслов попробовал порассуждать:

– Ушли дивизии с участка фронта, которым командует Жуков. А Жуков бомбит Верховного просьбами о подкреплениях. Говорит о том, что немцы собирают крупные силы подо Ржевом. Поверят нам и не дадут Жукову подкреплений, а тут… Впрочем, конечно, эти рассуждения несколько наивны…

И вот новая шифровка. Уже очень серьёзная…

Ивлев не знал всех тонкостей происходившего с Настей, не знал до сих пор можно ли всецело доверять Зигфриду, хотя на интуитивном уровне думал, что можно. То, что переброска дивизий, о которой Зигфрид сообщал ещё в апреле, подтвердилась, ещё не могло служить твёрдым доказательством того, что он стал работать на нас. Сообщение было слишком неконкретным. А вот теперь…

Оказанная услуга не стоит ничего.

Стоял тёплый летний вечер. Это в междуречье Дона и Волги солнце жестоко выжигало степь, и не было спасения от знаю ни днём, ни даже ночью, когда духота обрушивалась на тех, кто целый день был на ногах без отдыха, а порой и без необходимого количества питьевой воды.

Настя уже собиралась на ужин, когда возле дома остановился чёрный лимузин и из него вышел Курт Хагер. Она уже в окно заметила, что он в отличном настроении. Войдя в дом, осыпал Настю комплементами, похлопал по плечу вышедшего из кабинета, чтобы встретить его, Зигфрида.

– Ну что, дружище, я же говорил, что русским придёт конец этим летом!

– Помню, говорил, – нейтрально ответил Зигфрид, стараясь реагировать сдержанно.