Бас. Любимица Иллари

– Не дойду. Даже если Рокхет на себе потащит, все равно не успеем. Я почти выдохся.

– Экий ты слабовольный, оказывается…

Эйлинон в ответ на оскорбление лишь вздохнул, а затем подошел к стене, махнул по ней заметно потемневшей ладонью. И, не дождавшись, пока защита окончательно спадет, вдруг начал медленно заваливаться на бок.

Рокхет, все это время неотлучно следовавший за ним по пятам, успел подхватить повелителя на руки, но я только раз взглянула на позеленевшее лицо друида и поняла: дело совсем плохо. Прямо на глазах оно стало покрываться сперва тонкими древесными чешуйками, а затем и корой. Сперва гибкой, свежей, но прямо на глазах превращающейся в самую настоящую корку. Почти одновременно с этим из-под одежды начали выбираться тонкие зеленые побеги. Сапоги с владыки попросту соскользнули, вытесненные бурно пошедшей в рост порослью. Сам он утратил подвижность. Как-то весь напрягся. Потяжелел. И всего через миг на руках у растерявшегося оборотня оказался не друид, а стремительно покрывающееся ветками бревно с пока еще живыми, бесконечно уставшими глазами, в которых отражалось мое обеспокоенное лицо.

– Эйл? – позвала я, всматриваясь в потускневшие зрачки и тщетно пытаясь отыскать там что-то живое. – Ты меня слышишь? Эйлинон! Эй, очнись!

Бесполезно. Владыка, как и обещал, довел нас до нужного места, а теперь неумолимо менял форму без всякой надежды на возвращение. Правда, боли в его глазах уже не было. Она исчезала, растворялась в появившейся там, совсем не характерной для повелителя безмятежности. А следом за ней проступило и облегчение. И наконец, благодарность, осознание, умиротворение. После чего потяжелевшие веки владыки закрылись, черты лица окончательно закаменели, а на красиво изогнутых губах застыла удивительно легкая, какая-то смиренная улыбка.

– Значит, ты и это предвидел… – с неожиданной грустью поняла я. – Твои видения всегда были удивительно точны, Эйл. Ты с самого начала знал, что так будет, но все равно не отступил. Упрямец. Эх, твое бы упорство да в другое русло… может, мы бы тогда и не разошлись?

– Он умер? – напряженно осведомился Рокхет, когда владыка перестал дышать.

Я качнула головой:

– Деревья просто так не умирают. Для этого его пришлось бы порубить на мелкие куски и сжечь. Но на одном месте все же не стой – если он прирастет корнями, нам его будет не сдвинуть.

– И что теперь?

– Надо найти источник, – вздохнула я и повернулась к стене, которая хоть и не была больше защищена магией, но все же представляла собой достаточно серьезную преграду. – Походи пока по округе. Постарайся не дать владыке за что-нибудь зацепиться.

Рокхет с подозрением на меня уставился:

– А ты что будешь делать?

Я нехорошо улыбнулась и, отрастив на пальцах длинные когти, демонстративно ими пошевелила:

– Само ведь оно не откроется, правда? Владыка обратился почти полностью, замену нам, я так полагаю, никто не пришлет. Так что придется поработать ручками. Надеюсь, Эйл меня за это простит.

Оборотень без особого энтузиазма кивнул и, заметив, что выбравшиеся из-под штанин повелителя корни уже провисли до самой земли, торопливо вскинул друида повыше. Корни в ответ выросли еще на ладонь, поэтому вожаку пришлось их сперва перехватить и забросить на неподвижное тело. А затем старательно следить, чтобы ни один из отростков не коснулся ни стен, ни земли.

Это было нелегко – Эйлинон, как и любой другой друид в подобной ситуации, всеми силами стремился закончить смену формы. А без подпитки извне это было невозможно. Но я не стала вмешиваться – всецело понадеялась на лохматого и занялась тем, чего мне бы никогда не позволили сделать при других обстоятельствах.

Старая древесина поддавалась когтям крайне неохотно. Тугие ветки пружинили, пытались сопротивляться, негодующе шуршащие листья так и норовили ударить меня по лицу. Прямо как отрастающие на теле повелителя стебли, нахально лезущие оборотню в глаза и уши. Рокхет угрюмо ворчал, отмахиваясь от тонких побегов. Я фыркала, безостановочно разрывая неподатливую древесину. Пару раз настойчиво лезущие в рот побеги пришлось прикусить. Но они не сдавались. Кололи в бока, старались поранить руки. А я в это время упрямо полосовала их когтями и, порядком перемазавшись в липком соке, все же проделала в стене дыру, достаточную для того, чтобы свозь нее пролез даже рослый оборотень.

– Рокхет, давай сюда, – скомандовала я, заметив, что поврежденные ветки упрямо пытаются сомкнуться и зарастить созданную мной дыру.