Басад

Я стоически вытерпел с полчаса деревенского фольклора, и мы, кажется, договорились. Я даже немного гордился своевременным решением и собственной выдержкой во время этой беседы. Еще мне вспомнилось, что, прочитав мой первый роман, МАксим всячески его расхваливал, но признался, что очень бы не хотел стать героем следующей книги. Я заверил его, что опасаться нечего, поскольку я коллекционирую особо колоритных персонажей, а он выглядит вполне адекватным и вменяемым. И вроде же это было не так давно, однако с тех пор он только и делает, что напрашивается. Хоть сейчас садись и пиши. И название готово. Можно прям так и озаглавить – “НАСА Нетивот”.

Во второй половине дня я направляюсь готовить кофе. У двери караулит МАксим:

– Ян, глянь, у меня тут эдакая штукенция…

– МАксим, мы же договорились.

– Да-да. Не-е-е, конечно-конечно, это совсем, ну совсем другое, – бормочет МАксим и бочком-бочком тащит меня в свою комнату.

Тыча в монитор, он что-то втолковывает, поминутно съезжая на треп о том о сем и, естественно, о Нетивоте. Все извилины в голове колхозника пролегают через этот сакральный пункт, но спустя минут двадцать до меня доходит, что мы уже снова на полпути на ту же Альфа Центавру.

– Бля, Макс, – простонал я, – сколько можно…

– Ян! – колхозник вскакивает, даже как-то преображаясь.

– МАксим, мы же дого…

– Как ты смеешь! Здесь Дамы!!!

– Дамы? Какие Дамы? Мы же утром договорились, что ты больше не…

– Дамы! – МАксим указывает в коридор на студентку – ту самую, которую мне сватал Тревожный Магистрант. Точнее, требовал “выебать”. – Дамы! Понимаешь? Дамы! А ты материшься!

– При чем тут Дамы?

Но праведный гнев неотвратим. “Кипит наш разум возмущенный и в смертный бой вести готов!” Колхозник упивается монументальной речью о предосудительности использования ненормативной лексики при женщинах.

– Понимаешь ли, в современных реалиях, – дав ему спустить пар, осторожно вворачиваю я, – утверждения, что при,.. как ты выражаешься, Дамах что-то там нельзя – это гендерный шовинизм.

Но куда там, настольная книга этого пятидесятилетнего валенка – Хроники Амбера19. А в Амбере, как и в его колхозе, об эмансипации и слыхом не слыхивали. Тем более, он уже оседлал любимого конька и, сидючи на нем, становится напрочь невменяем.

– МАксим, она же израильтянка! – я хватаюсь за голову. – Она не понимает по-русски…

– Это не имеет решительно никакого значения! Русский мат в XXI веке знают все!

Обезоружив меня этой сентенцией, МАксим пришпоривает белого скакуна борьбы за женскую непорочность и разражается новой обличительной тирадой. Он стоит в дверях, загораживая выход и прикрывая своей грудью честь амберских Дам от моих грязных посягательств.

– Что это?! – внезапно взвывает МАксим, тыча пальцем в меня.

Уже не зная, за что хвататься, я раскачиваюсь в такт его причитаниям, обняв себя за плечи.

– У тебя живот видно!!!

Смотрю – действительно, футболка задралась, обнажив полоску живота.

– МАксим, ты чего?

– Чего?! – взрывается МАксим. – Здесь Дамы! Понимаешь?! Дамы!!! Посмотри на себя, как ты стоишь! Как выражаешься!

На это аргументов у меня уже не находится. С высот, собственно, чего именно он меня воспитывает? С высот величия заслуженного рыцаря Амбера? Или ударника сельскохозяйственного труда?

Тем временем МАксим продолжал истошно вскрикивать, все больше заводясь и багровея от благородного негодования.

– Ох, как ты достал… – наконец, не выдержал я. – Тебе не стыдно постоянно клянчить? Постоянно выцыганивать подсказки?

От резкой смены тона лицо колхозника расплылось в придурковатой улыбке.

– Мало того, что я делаю за тебя твою работу, ты еще мне морали читаешь?! – лишь сорвавшись на крик, я осознал, насколько он доконал меня за последние недели. – Хватит меня лечить! Тебе что-то нужно – валяй к Шмуэлю. И когда он выделит мне время, я готов хоть с ложечки тебя кормить. И вообще, реши, наконец: либо ты рыцарь Ланселот, либо – колхозник, а то я уже не понимаю, как с тобой разговаривать!

Тут мне стало совсем противно. Я остановился. Хотел было еще пройтись на тему совковых моральных ценностей, в которых он себя законсервировал, но, кажется, было уже достаточно. Я плечом оттеснил МАксима и вышел.

Не знаю, что именно из сказанного пробилось сквозь каменистую почву его сознания, но на следующий день МАксим объявил мне бойкот и стал готовиться к масштабным военным действиям. Фортификационные работы начались с раннего утра. МАксим произвел рекогносцировку местности, безошибочно определил наиболее уязвимый сектор обороны и перегородил вход в свою подсобку большим столом. И впрямь, не стану же я ломиться туда сквозь стены. Обезопасившись от лобового штурма, он усилил тумбой первую линию укреплений и передислоцировал офисный стул, так, чтобы с него лучше просматривался коридор. Затем развернул массивный шкаф и прибил подальше от чужих глаз доску для заметок.