Басаврюк XX

— Всегда считал, что находить общий язык с окружающим миром есть прерогатива вашего сана, пан отче. Я только общаюсь с людьми, мне всегда интересно общаться с людьми.

— Но это нужно вам для того, чтобы получить необходимую информацию. Это исключает элемент искренности.

— В этом между нами и разница — вы выполняете свои обязанности перед Богом и считаете, что это является гарантом искренности, а я перед нашим делом.

Отец Василий надолго задумался, сосредоточив взгляд на вымощенной серой плиткой дорожке, а потом осторожно заметил:

— Вы считаете, что Бог не касается нашего дела?

— Боюсь, что он занят более важными заботами или слишком доверяет украинцам, чтобы решать за них украинские проблемы.

— Без веры мы не сможем решить наши проблемы.

— Простите, веры во что? Если следовать христианской ортодоксии, то мы еще в 1918 году должны были не брать оружие, а молиться, чтобы поляки, большевики, россияне, немцы опомнились и пожалели нас, таких богобоязненных и смиренных. Впрочем, боюсь, что большинство украинцев этим и занималась.

— Разве нельзя совместить борьбу за Родину и веру?

— А насколько убийство врага будет отвечать заповедям? Это уже предполагает неискренность. Хотя бы перед собой.

— Я никогда не брал в руки оружия.

— Но обещали поддержку Бога тем, кто ее взял. Возможно, и винтовки, если не ножи, освящали.

— Они переступили через заповеди, но для борьбы за сохранение тех же христианских добродетелей.

— Знаете, пан отче, иногда я думаю, что последние полтора столетия мы были слишком правильными христианами. На радость наших соседей.

Отец Василий снова надолго замолчал, перебирая в мыслях свои возможные ответы и новые возможные замечания Бойчука. Потом неожиданно для самого себя спросил:

— Но вы привлекли меня к этому делу. Почему?

Бойчук резко остановился. Он сухо взглянул в глаза отца Василия.

— Вы знаете, с кем мы боремся? Кому мы проиграли войну? С кем столкнулся полковник в двадцатом году и кем является наш враг на самом деле? Возможно, у нас впервые появился шанс понять это…

— …и для этого вам нужны не только те, кто умеет хорошо стрелять.

Бойчук не ответил, повернулся и пошел по дорожке. Отец Василий не спеша направился за ним.

* * *

Директор санатория, доктор Ридер, имел блестящую лысину и огромные вильгельмовские усы. Он немного напряженно сидел в своем кожаном кресле, и у отца Василия промелькнула мысль: «Наверное, боится, что и я пришел заявить об отъезде». Священник сдержанно кашлянув из вежливости и начал, старательно подбирая немецкие слова:

— Насколько мне стало известно, ваша пациентка, в комнате которой произошел этот ужасный случай, является украинкой.

Директор удивленно пошел в кресле и ответил:

— Ну, насколько мне известно, в последние времена так стали называть наших бывших соотечественников — рутенов или русинов. Несчастная мало рассказывала о своем прошлом, но в регистрационной карточке записано, что она русинка.

Отец Василий удовлетворенно продолжил:

— Так вот, кроме того, что я тоже есть…э-э, русином, я имею священнический сан в религии, которую исповедует большинство моих земляков.

Доктор Ридер неожиданно энергично пожал руку отцу Василию и заявил:

— Чрезвычайно рад поздравить пастора одной из славянских церквей.

Отец Василий немного смутился, но продолжил:

— Надеюсь, что встреча со мной немного облегчит ее страдания.

Директор с энтузиазмом поддержал отца Василия:

— Обещаю вам переговорить с больным и немедленно сообщить об ответе. Кстати, как вам отдыхается у нас? Возможно, вас беспокоит малое количество отдыхающих? Могу сообщить хорошую новость — скоро к нам приезжает группа туристов из Италии.

— Спасибо, у вас замечательный санаторий, и не сомневаюсь, что новоприбывшие добавят нашем отдыха приятное оживление.

* * *

После ужина отец Василий сидел на балконе, пытаясь сосредоточиться на прошлой беседе с Бойчуком. В дверь постучали — это был санитар, который сообщил, что госпожа после разговора с герром врачом ожидает герра пастора. Уловив себя на неподобающем волнении, отец Василий отправился за санитаром. У дверей комнаты привычно дремал здоровенный полицейский. Услышав шаги по коридору, он вскочил, но успокоился от легкого кивка врача.

Комната была хорошо освещенная электрическим светом. После полумрака коридора глаза отца Василия не сразу увидели молодую женщину, которая стояла в глубине комнаты. В ее фигуре он почувствовал напряжение и страх. Отец Василий услышал, как закрылись за санитаром дверь, и сделал шаг вперед. Теперь он смог более детально рассмотреть ее. Черные волосы собраны в простую прическу, красивое лицо, характерное для украинско-польского пограничья, большие глаза, полные безграничного отчаяния.

Отец Василий сделал еще один шаг вперед и вдруг сказал, неожиданно для себя, по-украински:

— Добрый вечер, госпожа Наталью.

4