BASE 66

Когда тем вечером я вернулся на авеню де Сакс, квартира Скотта была пуста. Его банджо оставалось в одиночестве на кровати. На кухне был полный беспорядок. Пустая коробка болеутоляющих, которую Скотт и я разделили предыдущей ночью, валялась на полу. Не иначе как он отправился в больницу подлечить ножку. Когда несколько часов спустя он вернулся, то выглядел так, как будто потерял все, что имел, и даже больше. Он сел на кровать и глубоко вздохнул. Рентген в больнице показал, что кости его ноги больше походили на беспорядочно разбросанные палки. Когда он спросил, сколько костей сломано, доктора могли только сказать: «Много». Операция намечалась через несколько дней, когда нога будет укреплена винтами, штырьками и болтами. Наша небольшая авантюра обойдётся Скотту немного больше чем в 20 000 франков. Худшим во всём этом была не операция, а то, что известный спортивный врач сказал, что ему нельзя будет даже бегать, а не только прыгать с парашютом.

Никаких 20 000 франков у Скотта не было. Он долго колебался, прежде чем попросить помощи у Ива Сен-Лорана, и с облегчением узнал, что Ив даст ему их взаймы. Операцию надо было сделать как можно скорее, поскольку со времени перелома уже прошло два дня. Скотт больше всего доверял Hopital Americain, больнице, где некоторые врачи специализировались на спортивных травмах. Они придирчиво исследовали его ногу, чтобы выяснить, как её отремонтировать.

Пока Скотт готовился к операции, я два раза в неделю ходил в больницу Отель-Дье на перевязку. Медсестры были дружелюбны и компетентны. Стажёров, плохо разбиравшихся в анатомии, я больше не видел. Не работая мышцами травмированной ноги всего несколько дней, я чувствовал, как они медленно, но верно перестают мне повиноваться. В больнице мне дали костыли, и только с их помощью я был в состоянии ходить.

Когда я впервые навестил Скотта в больнице, то был удивлен спартанской обстановке. Я всегда считал частные больницы роскошными учреждениями, но здесь было не так. Палата Скотта была маленькой, с белёными стенами. Помимо кровати там было два деревянных стула для посетителей и маленькая тумбочка. Скотт просиял, увидев меня. Его нога до колена была в гипсе и висела в воздухе. Скотт был бледен, но в хорошем настроении. Пища была настолько плохой, что два дня он отказывался есть, медсестры — так себе, а пациент в соседней палате ненавидел его, потому что в первый же день он начал играть на банджо. Сосед говорил, что убьёт Скотта, если он не прекратит играть свою «американскую западную музыку». Когда Скотт думал, что это страдание стоит 20 тысяч франков, ему становилось смешно.

Я принес полную сумку гостинцев для Скотта: упаковку из шести бутылок пива Pilsner Urquell, виноград, апельсины, сушёные абрикосы и газету «Интернешнл Геральд Трибюн». Скотт проводил время в больнице, записывая свои мысли и чувства в дневник. Мы говорили о том, что же заставляет таких, как мы, с удовольствием прыгать со зданий. Ни у кого из нас не нашлось толкового ответа.

Многие, с которыми я разговаривал, объясняют это подсознательной предрасположенностью к самоубийству, желанием быстро покончить с жизнью. Я полагаю, что всё наоборот. BASE-прыжок — способ почувствовать, что ты вправду жив. Вот ты стоишь там, волнуясь, боясь, концентрируясь, а в следующую секунду летишь к земле, которая совсем близко. Ты как будто покидаешь на короткое время земную жизнь, чтобы возвратиться мгновение спустя (как мы надеемся!). Я думаю, что всё дело в осознании смертельного риска, который делает парашютный спорт и BASE-прыжки в частности таким захватывающим делом. Рискованные спортивные состязания, такие, как свободное падение, подводное плавание и альпинизм, — удел небольшой группы личностей, ищущих приключений. Из 8.5 миллионов шведов только 3000 парашютистов. Я не думаю, что это число когда-либо сильно увеличится, потому что свободное падение — занятие для людей с определенным взглядом на жизнь. Интересно отметить, что те, кто занимается рискованными видами спорта, психологически очень похожи. Исследование показало, что парашютисты, альпинисты, водолазы, летчики-истребители и так далее жизнерадостны и инициативны, часто до авантюризма. С другой стороны, они склонны к принятию обильного количества алкоголя и экспериментам с различными наркотиками. Скотт и я интересовались не ответом на вопрос, почему свободное падение и BASE-прыжки так волнуют нас, а скорее тем, почему определенные люди занимаются рискованными видами спорта. Возможно, это запрограммировано в нашей ДНК?