BASE 66

Мы достали парашюты из рюкзаков и разложили их на лужайке позади дома. Предстояла самая важная укладка в моей жизни.

Укладывая, я говорил себе: «Йефто, прыжок будет трудным, но постарайся остаться спокойным, и все будет прекрасно».

То, что Клаудия должна открыться совершенно правильно, было более важно, чем когда-нибудь. Самое главное, о чём я беспокоился, — закрутка строп. Её ни в коем случае не должно случиться после раскрытия. При прыжках с самолетов полно времени, чтобы раскрутиться. В нашем прыжке с Тролльвеггена этого времени может не быть совсем.

Мы планировали падать в течение шести — восьми секунд: три секунды набора скорости и затем максимум секунд пять «тречки». Как я упоминал ранее, «тречка» используется в групповых прыжках с самолётов, чтобы перед раскрытием оказаться как можно дальше по горизонту от других парашютистов. На сей раз это нужно, чтобы оказаться как можно дальше от скалы.

Когда укладка подходила к концу, мы сделали паузу, чтобы бросить жребий. У Бернара была норвежская монета, которую он взял в руку и убрал обе руки за спину. Если я выберу руку с монетой, буду прыгать первым. Рука, на которую я указал, была пуста.

Рональд попросил нас поторопиться. Дело шло к вечеру. Я надел мои любимые джинсы «501», свитер и бандану. Друг Рональда, Свен Бревик, тоже собирался сопровождать нас к месту прыжка, называемому Брураскарет. Его ржавая «Форд-Фиеста» уже стояла на улице рядом с домом. Положив парашюты в багажник, мы сели на заднее сиденье. Рональд в lederhosen (штанах до колена) и огромных тяжелых ботинках выглядел как настоящий горец-проводник. Он нес маленький рюкзак с водой в бутылках и сухарями. Свен сел за руль, и старая «Фиеста» повезла нас к цели. Мы направлялись к домику под названием Тролльстиген, довольно высоко в горах. Он принадлежал родителям Рональда и служил всем желающим исходной точкой для походов в горы. Туристский сезон, в течение которого он был открыт, продолжался только четыре месяца в год. Остальное время родители Рональда жили за счет дохода, полученного в эти четыре месяца.

Дорога извивалась серпантином, уходя выше и выше. Рональд сказал, что общине Ондальснес каждый год приходится тратить миллионы крон на ремонт дорог, поврежденных из-за того, что они промерзают, а потом оттаивают. «Фиеста» чихала и кашляла на второй передаче. На первой ехать она не умела.

Добравшись до Тролльстигена, мы вошли внутрь и встретились с родителями Рональда. Его мать накрывала стол для нескольких голодных молодых людей. Мы представились, и она спросила, не парашютисты ли мы. Рональд сказал, что мы только что прибыли и собираемся сделать первый прыжок с Брураскарет. Она была достаточно любезна, чтобы приготовить для нас маленький пакет с бутылкой сока и булочками. Мы оставались в домике недолго, поскольку предстоял ещё длинный путь. Мать Рональда пожелала нам удачи, и мы чувствовали, что она нам крайне необходима.

Бернар и я заранее надели парашюты, поскольку так идти гораздо удобнее, чем нести их в руках, и только закончили с этим, как Рональд и Свен устремились вверх по тропинке. Я никогда не думал, что люди могут так ходить по горам, пока не увидел, что двое наших проводников взбираются по крутой тропе, прилагая не больше усилий, чем на неторопливой воскресной прогулке. Мы с Бернаром начали было в том же темпе, но скоро начали отставать. За время, которое Рональд делал два шага, я успевал сделать только один. Солнце садилось, но градусов 10 в тени всё же было.

Немногим более чем через час такой ходьбы мы дошли до оранжевого металлического щита, установленного полицией. Большими черными буквами на нём было по-английски написано: «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Из-за узкого ущелья и непредсказуемых горных ветров прыжки (с парашютом) с Тролльвеггена оказались опасными. Если в результате несчастного случая потребуется спасательная операция, национальные власти предъявят иск о компенсации расходов». Перед подписью «The Police» некий шутник подписал слово «fuck». Бернар заметил на моем лице признаки волнения, когда я читал всё это, и сказал, что хорошо, что он не понимает по-английски.

Мы продолжали наш горный поход. Тропинка превратилась из каменистой в снежную. Ноги проваливались через снежно-ледяную корку и скоро замёрзли. Казалось, что вместо них у меня две тяжелые глыбы льда. Рональд и Свен шли так же быстро, как вначале, и, что удивительно, даже не нуждались в передышке. Я же брёл, высунув язык, и чувствовал, что силы на исходе. Мы карабкались, шли и прыгали по крутой тропинке больше двух с половиной часов. Физическая усталость медленно, но верно переходила в апатию. Рональд сказал, что осталось меньше получаса.