Башкиры в войнах России первой четверти XIX века

16 августа наши армии отступили от Вязьмы. «Арьергард выдержал кровопролитное дело, но удержался перед городом до 17-го числа, когда отошёл вслед за армиями; тотчас, едва прошли последние наши полки, жители зажгли город, так что французская артиллерия не могла следовать по улицам»[185].

В послужном списке Власова 3-го отмечено: «20 (августа) на правом же фланге при г. Гжатске, имея в команде полки: его имени, Бугский, Перекопский татарский и 1-й Тептярский, выдержав в больших силах неприятельскую кавалерийскую атаку два раза, обращал оного назад с его потерею и тем не допустил отрезать наш арьергард»[186].

Отступая, Барклай де Толли верил в скорую победу России. «По словам его адъютанта В. И. Левенштерна, которому поручалось доклады от имени главнокомандующего царю, Барклай с первых дней войны «успокаивал государя» и «ручался головою (в июне месяце), что к ноябрю французские войска будут вынуждены покинуть Россию более поспешно, нежели вступили туда». Вскоре после Смоленска, получив в Дорогобуже подкрепление из 10 тыс. смоленских ратников и узнав, что Милорадович уже ведет к нему еще 15 тыс., Барклай стал готовится к генеральному сражению. Он знал «по расспросам от пленных», что французов уже «немного больше», чем русских. Наполеон 25 августа имел в центральной группе 155 675 человек, а обе русские армии, по данным на 29 августа, – 100453 человека, не считая 10 тыс. ополченцев и более 11 тысяч казаков, т. е. всего 121,5 тысяч.

Уже 12(24) августа Барклай вместе с Багратионом обследовал позицию у Дорогобужа, рекомендованную К. Ф. Толем, но счел ее невыгодной и к 17(29) августа отвел войска на другою позицию – у с. Царево-Займище, где и решил дать сражение, тем более что 18(30) – го прибыл Милирадович во главе 15,5 тыс. бойцов»[187]. Барклай напишет об этом царю: «Когда я почти довел до конца… свой план и был готов дать сражение, князь Кутузов принял командование армией». Однако боевые генералы и офицеры, потерявшие всякое доверие к Барклаю, не хотели мириться с ним. Еще более непримиримо была настроена солдатская масса, которая отнюдь не утешалась тем, что по приказу Барклая перед ней «были заранее свозимы с дороги» верстовые столбы – указатели числа верст до Москвы. Всеобщее раздражение против Барклая поддерживал своим авторитетом Багратион. В таких условиях, когда армия фактически стала единой, а командующих оставалось двое, распря между Багратионом и Барклаем как нельзя лучше иллюстрировала парадокс Наполеона: «Один плохой главнокомандующий лучше, чем два хороших». Перед армией и страной остро встал вопрос о едином главнокомандующем»[188].

С 8 (20) августа 1812 г. главнокомандующим стал Кутузов М. И. Он имел очевидное преимущество перед другими. Было ему тогда 67 лет. Его боевой опыт исчислялся в полвека. Генералом он стал в 1784 г., раньше, чем Наполеон – лейтенантом. Много раз смерть смотрела ему в глаза. В молодости ему дважды прострелили голову, но оба раза он, к удивлению русских и европейских медиков, выжил. Его правый глаз выбила турецкая пуля в битве под Алуштой, когда ему было 28 лет. После этого Кутузов отличился не в одном десятке походов, осад, сражений, штурмов, особенно в знаменитом штурме Измаила 22 декабря 1790 г. «Он шел у меня на левом крыле, – написал тогда о Кутузове Суворов, – но был моей правой рукой». К 1812 г Кутузов прочно зарекомендовал себя как мудрый стратег и блистательный дипломат. «Хитер, хитер! Умен, умен! Никто его не обманет», – говорил о нем Суворов[189].

М. И. Голенищев-Кутузов. Гравюра Ф. Вендрамани с оригинала Л. Де Сент-Обена. 1813 г.

Кутузов, заменив Барклая, продолжил его стратегию. Но не потому, что воспользовался ею, не сумев придумать ничего собственного, а потому, что она была единственно правильной, и Кутузов понимал это не хуже, чем Барклай. Его назначение главнокомандующим русскими армиями обрадовало почти всех, даже Наполеона, который, кстати, был высокого мнения о своём новом противнике. «Узнав о прибытии Кутузова, он, вспоминал о Наполеоне А. Коленкур, – тотчас же с довольным видом сделал отсюда вывод, что Кутузов не мог приехать для того, чтобы продолжать отступление: он, наверное, даст нам бой, проиграет его и сдаст Москву, потому – что находится сишком близко к этой столице, чтобы спасти её»[190].

На все приветствия опытный полководец скромно отвечал: «Не победить, а дай бог обмануть Наполеона»[191].

В 1837 г. перед Казанским собором в Петербурге, где похоронен Кутузов, были установлены рядом памятники и Кутузову, и Барклаю де Толли, глядя на которые еще в мастерской скульптора Б. И. Орловского Пушкин точно, не возвеличивая кого-либо одного в ущерб другому, определил место обоих полководцев в истории 1812 г.: «Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов»[192].

Генерал и дипломат Арман-Огюст-Луи де Коленкур (1773-1827).