Башни из камня

Мы расселись на плоских прибрежных камнях. Иса открыл настежь двери «Волги», чтобы за водкой и набитой марихуаной сигареткой наслаждаться музыкой своего любимого Адриано Челентано.

Над нашими головами кружили вертолеты, охраняющие с воздуха танковые колонны, ползущие по дороге на той стороне реки. Ночная тишина и усиливающее все звуки зеркало воды позволяли нам прекрасно слышать рокот моторов, а иногда и голоса солдат. Лучи прожекторов позволяли судить, как далеко от нас проходит путь войсковых караванов. А когда на короткое мгновение стихал хор цикад и лягушек, с гор доносилось глухое эхо взрывов.

Мы встречались у реки по ночам, мы — жители деревни, объявленные вне закона, скрывающиеся днем от нежелательных глаз, связанные братством конспирации. Из всей деревни только мы выходили на воздух после наступления темноты, выводимые своими хозяевами на прогулку на каменистый берег Аргуна.

Как-то у реки я познакомился с Сулейманом, партизаном из отряда Шамиля Басаева, чеченского сфинкса, неразгаданного, обожаемого и проклинаемого одновременно.

Сулейман с товарищами сидел неподалеку, на соседней полянке. Он скрывался в собственной деревне. Все знали, что он ушел в горы, но никто — что вернулся на краткий отдых в деревню. Так и должно было быть. За голову Басаева россияне обещали награду в миллион долларов и орден Героя России. Мешок рублей за Сулеймана мог оказаться непреодолимым соблазном даже для самых близких друзей. Зачем накликивать беду? Подвергать ненужным испытаниям близких людей?

Он вернулся с гор неделю назад. Белизна щек выдавала только что сбритую бороду. На реку пришел с братьями, единственными людьми, в чьей преданности и помощи он мог быть абсолютно уверен. Иса был знаком с их отцом по работе на цементном заводе.

Меня сжирало нетерпение. Хотелось расспросить Сулеймана о ста разных вещах, трудно было вытерпеть спокойно пустяшный, ничего не значащий разговор, который завел Иса, расхищая драгоценное время, которого, увы, было и так не много. Боец Басаева, Сулейман казался мне неоценимым источником правдивых новостей о командире, судьба которого успела обрасти уже такими легендами, что превратила его в существо почти мифическое.

На минных полях под Алхан-калой, где огромные потери понесло отступающее из Грозного чеченское войско, Шамиль Басаев был ранен в семнадцатый раз. Прекрасно отдавая отчет в том, насколько смерть Шамиля могла бы подорвать дух чеченских повстанцев, россияне стали распространять слухи о его гибели, а потом, когда дольше не удавалось поддерживать эту ложь, о том, что он потерял на мине обе ноги и глаз.

В Алхан-кале жил еще тогда известный на весь Кавказ хирург, Хасан Баев, специалист по пластическим операциям. Чеченские командиры давно определили его в дежурные врачи. Он складывал из кусочков череп Салману Радуеву, зашивал продырявленную, как сито, грудь Арби Бараева.

В ту зимнюю ночь, когда партизаны выбирались из Грозного, Баев ампутировал семьдесят семь ступней и ладоней, сложил из кусков семь 175 голов, зашил и перевязал бесчисленное количество ран. Кошмарная ночь, видимо, до конца исчерпала его силы и веру, потому что на следующий день с женой и шестью детьми он сбежал в Америку, куда подальше от Чечни.

В ту ночь он оперировал при помощи простейших инструментов, какие смог найти в небогатом военном госпитале. Быстро кончились все перевязочные материалы, обезболивающие средства. Когда в госпиталь привезли раненого Басаева, врач смог сделать только местную анестезию. Шамиль, белый как мел, был в сознании, когда хирург отнимал ему остатки раздробленной стопы. Из Алхан-калы в Долину Ведено в высокогорном Кавказе партизаны везли Шамиля на санях. По дороге началось заражение, борьбу с которым осложняли не только тяжелые полевые условия и зима, но и разряженный горный воздух. Очередной, найденный в какой-то деревне врач отрезал еще часть голени.

Распускаемые россиянами, а может, только подхваченные ими слухи, доносили, что Шамиль сбежал за границу, что у него заражение крови и он теряет рассудок. Якобы во время очередной операции было внесено какое-то заражение, испуганные врачи перекормили Басаева лекарствами, от которых он сошел с ума. Якобы он не только перестал командовать, но вообще бредил, потерял дар речи. Его партизаны, якобы, искали себе нового командира.

Не в силах дождаться известий о смерти Басаева, россияне убеждали всех, что лишенный врачебного ухода он так или иначе скоро умрет. А российские генералы и не собирались ждать. Просто сообщили, что Басаев умер, так как уже долгое время не перехватывали ни одного его телефонного разговора. А раз не разговаривает, значит, умер, хвалился сам шеф штаба, Квашнин. И даже российский Министр обороны, хоть сам не верил в генеральские байки, уверял, что его армия рано или поздно настигнет Басаева.