Башни из камня

Байсан-гур потерял на войне ногу, руку и один глаз, но продолжал сражаться и командовать. Когда его отряд шел в атаку, партизаны привязывали его к коню. А когда сам предводитель восстания, имам Шамиль, усомнившись в успехе дальнейшей борьбы с Россией, принял предложенные царем условия капитуляции и шел подписывать мир с российскими генералами, Байсан-гур кричал ему вслед, чтоб он повернулся, чтобы он мог его застрелить. Шамиль не повернулся, зная, что как человек чести Байсан-гур не выстрелит ему в спину. Байсан-гур не сложил оружия и боролся до самой смерти.

Пели в Чечне песни и о Шамиле Басаеве, особенно с тех пор, как он совершил свой дерзкий налет на Буденновск и стал идолом всего Кавказа, обожающего смельчаков, бравурность и мужество. Завидуя славе Шамиля и пытаясь повторить и даже превзойти его подвиг, другие командиры также бросались в гибельные авантюры. Но ни один из них не сумел даже прикоснуться к легенде Басаева.

Мало было песен, героем которых был бы Масхадов, хоть это он командовал партизанами во время войны, и никто не мог отказать ему в мужестве и такой ценной для командующего рассудительности. О нем начали петь, когда он уже стал президентом. К тому же подозревали, что авторами посвященных ему песен были его чиновники и адъютанты, желавшие подольститься к президенту. Песни эти исполнялись в основном по государственному телевидению и на митингах сторонников Масхадова.

Больше всего песен было сложено о Джохаре Дудаеве, первом президенте, который, превратившись в сознании чеченцев в легендарного героя, был живым доказательством избирательности человеческой памяти, стирающей в защитном инстинкте события неприятные, и сохраняющие только приятные, причем со временем такие воспоминания становятся все ярче, сливаясь воедино с мечтами.

Джохара Дудаева я лучше всего запомнил по первой встрече в январе девяносто второго. Из Грузии, где заговорщики только что свергли президента Звиада Гамсахурдия, я решил возвращаться через Кавказ, заглянув по дороге в Чечню, куда лишенный трона грузинский президент собирался отправиться в изгнание. Минул сотый день власти Дудаева, которая скорее отдавала гротеском, чем пугала, и ничем не предвещала кровавой трагедии, войны, уничтожения половины страны и смерти ста тысяч людей. Уже тогда о Дудаеве говорили, как о человеке, которому абсолютно чуждо чувство страха. Никому, однако, не пришло тогда в голову, что памятником этой безрассудной смелости станут руины чеченской столицы, а самого Джохара будут считать национальным героем, святым и чуть ли не Посланцем Бога, пробудившим гордый народ от летаргического сна.

Честно говоря, собираясь в поездку из Тбилиси в Чечню через заметенный снегом, скованный морозом Кавказ, я не рассчитывал ни на какую драматическую историю; у меня такая уже была готова — об уличной войне и вооруженном перевороте в грузинской столице. После визита в Чечню я просто собирался написать о заброшенном на краю света разбойничьем крае и его эксцентричном властелине.

Из первой встречи с Джохаром Дудаевым, я, пожалуй, больше всего запомнил насмешливый взгляд восьмилетнего Ахмеда, с которым я познакомился в президентской канцелярии, где ждал аудиенции и беседы.

Ахмед проводил там целые дни. Его отец был одним из охранников Дудаева и часто брал мальчика с собой на службу. Ахмед сидел в секретариате и играл автоматом. Например, с превосходством объяснял мне и собственноручно демонстрировал, как разобрать и собрать автоматический пистолет «Волк», производство которого президент поручил недавно одной из столичных фабрик. В будущем «Волками», до неприличия напоминающими израильские «УЗИ», должны были вооружить всю чеченскую армию.

— В магазин входит тридцать четыре патрона. Калибр девять миллиметров, такой же, как у «Макарова», — терпеливо объяснял мне Ахмед, молниеносно разбирая пистолет. — Стреляет на пятьсот метров.

Он не мог скрыть добродушного удивления, не понимая, как это взрослый мужчина может не знать таких очевидных вещей. И все-таки любил, когда я приходил. У других взрослых не было для него времени — они были заняты своими делами, в основном подготовкой к войне, которая, как они считали, уже стояла на пороге. У меня время было, а Ахмеду, как каждому восьмилетнему мальчишке, просто хотелось поиграть. Вот только его игрушкой был автомат.

Перед дверью кабинета Дудаева, вдоль длинного коридора, ведущего к президентским покоям, покорно стояли посетители. В тот день президент должен был рассматривать жалобы и просьбы.