Башни из камня

Дудаев, в окружении на голову возвышавшихся над ним охранников, быстро вбегал по лестнице на пятый этаж, где находился его кабинет. Никогда не поднимался на лифте. Боялся террористов, покушавшихся на его жизнь. Минуя у дверей кабинета склонившихся в поклоне подданных, милостиво улыбался, пожимал протянутые ладони. Черные, коротко подстриженные усики, ледяной, насквозь пронизывающий взгляд, каменное лицо, длинное, застегнутое до шеи кожаное пальто, черная шляпа, повязанная белой лентой. Если бы он вдруг решил носить и гетры, выглядел бы, ни дать, ни взять, как крестный отец итальянской мафии из Нью-Йорка или Чикаго времен сухого закона.

Он давно уже не надевал генеральский мундир. Старался не носить его, чтобы не вызывать у людей ассоциаций с военной диктатурой. И так, достаточно было ему надеть такие популярные на Кавказе темные солнечные очки, как его противники начинали сравнивать его с южноамериканскими полковниками и генералами, военными диктаторами. Но при всем том, не расставался с пистолетом, который носил в кобуре подмышкой.

Не избавился он и от армейских привычек. Не разговаривал, а отдавал приказы, не отвечал на вопросы, а рапортовал. Выстреливал короткими, простыми предложениями. Подлежащее, сказуемое, дополнение. Точка. Продолжал командовать.

Во время российской войны в Афганистане он руководил ковровыми бомбардировками пуштунских и таджикских сел, а до того, как стать чеченским президентом, четыре года командовал отрядом стратегических бомбардировщиков в Тарту, в Эстонии. В случае начала третьей мировой войны самолеты Дудаева должны были забросать Европу атомными бомбами.

Любовь к пилотированию самолетов осталась у него до конца жизни. Будучи президентом, не раз садился за штурвал своего небольшого самолета и, никого не информируя, включая хозяев, застигал их врасплох, приземляясь без предупреждения в их столицах. Таким способом он посетил Вильнюс, Баку и Ереван, Бейрут и Амман.

Он был первым чеченцем, который в российской армии дослужился до звания генерала. Чеченских горцев, как извечных бунтарей и людей ненадежных, в армии не продвигали, старались их вытеснять. Замалчивали их боевые заслуги, не брали на парады победителей.

В армию их призывали, но допускали максимум до младших офицерских чинов. Другое дело, что каждый офицер в российской армии мечтал, чтобы в своем подразделении иметь хоть несколько сержантов чеченцев. Сами они, правда, неохотно гнули спину перед начальством, зато своим присутствием умудрялись навести порядок и дисциплину в самом худшем, самом разболтанном подразделении.

Влюбленные в военную службу и мундиры, чеченцы очень переживали, что во всей российской армии никто из них не дослужился до чина генерала. Это было тем более обидно, что своих генералов имели почти все их соседи с Кавказа. Когда пришла весть о том, что Дудаев стал генералом, Чечня просто взорвалась безумным ликованием.

Честно говоря, его мало кто знал, немногие о нем слышали, и никто не мог практически ничего о нем рассказать. Всю свою взрослую жизнь он провел вдали от гор, в России, в Сибири, на Украине и на Балтике, в жены себе взял россиянку Аллу, дочь офицера, говорили, еврейку. Жил, как все россияне, пропитался их обычаями и культурой, вступил в коммунистическую партию, думал как они, чувствовал как они, лучше говорил на выученном русском, чем на родном чеченском языке.

Ему прочили карьеру в армии, но он все бросил, когда чеченцы попросили его взять их под свое покровительство. Предложение было для него неожиданным. На Конгресс Чеченского Народа он ехал в качестве гостя, а не претендента на власть. Ну что ж, такова была воля Аллаха!

Когда дошло до выборов руководящих органов Конгресса, начались распри. Ни одна из фракций, ни один из вечно конкурирующих кланов не хотел уступать. И тогда кто-то предложил Дудаева. Идея понравилась. Генерал был человеком извне, без клановых связей. В Чечне, где все друг с другом знакомы и все обо всех знают, никто даже не мог точно сказать, из какого он рода. Когда, наконец, это удалось установить, немедленно вспыхнули жаркие споры, можно ли его род признать благородным, чистым, и даже — действительно ли это род чеченский или только ингушский.

Так или иначе, в конце концов, все согласились на его кандидатуру. Решили, что незачем ломать копья в открытой борьбе, лучше подождать и потихоньку перетянуть желторотого птенца на свою сторону.

Чеченский Конгресс был одной из десятка организаций, неожиданно возникших благодаря столь же неожиданной свободе, которую слабнущая и смертельно больная великая империя не могла уже подавлять с прежней эффективностью. Как все они организации, чеченский Конгресс стал предъявлять властям, поначалу несмело и неумело, требования открыть правду, восстановить справедливость. Со временем стал требовать все больше и все смелее, не терпя возражений. И, наконец, протянул руку за властью.