Башня

Он аккуратно накрыл футляр крышкой.

– Не возражаешь, если задам вопрос? – спросил Найл.

– Валяй.

– Когда мы нынче выходили вечером, ты надеялся отыскать жнецы?

– Разумеется.

– Так вот что тебя заставило изменить решение?

– Какое решение?

– Ну, выступить против пауков. Доггинз покачал головой.

– Давай определимся вот в чем. Я не намерен выступать против пауков. Это, – он взвесил жнецы на ладонях, – не для боя. Это для торга.

– Какого именно?

– Насчет свободы.

– Но разве…?

– Свободы от любых посягательства, – перебил Доггинз. – Почему, думаешь, мы пользуемся масляными светильниками, а не электрическими фонарями? Почему я всякий раз тру это треклятое огниво вместо того, чтобы пользоваться спичками? Из-за пауков.

– Я не думал, что они как-то ущемляют жуков.

– Как было сказано в Договоре Примирения: «Ни одному из слуг жуков не будет позволено использовать или создавать механизмы». Так что ни динамо, ни моторов, ни компьютера, ни даже механических часов. И вот так уже два с лишним столетия.

– А что они сделают, если вы отклонитесь от договора?

– Очевидно, пойдут войной. И тогда уж, конечно, не успокоятся, пока не уничтожат всех нас.

– Они могут вас уничтожить?

– Запросто. Когда договор еще только заключался, пауки и жуки по численности были примерно равны. Теперь пауки превосходят жуков в тысячу раз. – Доггинз, осклабившись, погладил жнец. – Но с этой-то штуковиной мы изменим соотношение.

Милон, подойдя, поднял приветственно левую руку.

– Мы готовы, распорядитель.

– Хорошо. Поднимай всех на плац, и дожидайтесь меня.

– Что случилось бы, отыщи пауки это место? – поинтересовался Найл.

– Какая разница. Им все равно сюда не пробраться.

– Тебе не следует недооценивать Каззака.

– Я про это ничего не говорил. – Они приблизились к двери. – Помоги мне перенести ящики.

Они поставили на прежнее место ящики со взрывчаткой, вынесенные в коридор. Когда водрузили на штабель последний, Доггинз затворил массивную дверь и провернул диск замка-шифра. Затем взмахнул ломом и орудовал им до тех пор, пока искореженный диск не слетел на пол.

– Вот так. Пускай теперь Каззак пробует открыть. Как бы потом жалеть не пришлось.

Когда поднимались по бетонным ступеням, Доггинз остановился и положил руку Найлу на предплечье.

– Мне надо тебе кое-что сказать.

– Да?

– Знаешь… Спасибо тебе, что помог выйти на это место. Может, в один из дней я смогу неплохо тебе пригодиться.

– Считай, что ты уже это сделал, – улыбнулся Найл.

Снаружи было неожиданно темно. Разгулялся ветер, луну затенила темная туча. Язычки масляных светильников, казалось, лишь усиливали окружающую мглу. Доггинз в сердцах ругнулся.

– Не нравится мне это. Получается, раскоряки могут нас видеть, а мы их нет.

– Тогда давай дождемся рассвета. Доггинз, одолевая нерешительность, покачал головой:

– Не хочу здесь ни минуты лишней задерживаться.

– Что будем делать с беднягой Киприаном? – спросил кто-то.

– Придется оставить его здесь.

– Неужели нам нельзя отыскать место, где можно будет его похоронить?

– Ладно, – махнул рукой Доггинз, – берите его с собой.

Четверо подхватили – двое за руки, двое за ноги. Доггинз повел людей к задним воротам. Вынул из кармана бластер.

– Хочу вам кое-что показать. Смотрите. Он направил бластер в центр металлической створки ворот и нажал на спуск. Из ствола вырвался голубой просверк-молния, запахло нагретым металлом. Ворота накалились докрасна, затем добела. Но металл, к удивлению, плавиться не собирался. Доггинз опустил бластер.

– Это особый тугоплавкий металл, называется латрик – специально против террористов. Вся стена сделана из такого материала. А теперь смотрите.

Он сдвинул на жнеце предохранитель, затем направил оружие на ворота. Мелькнувший из ствола тонкий голубой луч напоминал светящийся изнутри стеклянный прутик. Там, где он упирался в ворота, в металле протаивала дырочка.

Доггинз небрежно водил жнецом; из оружия рвались крохотные язычки голубого огня, оставляя за собой тонкую прямую линию.

Несколько секунд, и Доггинз вырезал в воротах небольшой квадрат. Тот вывалился наружу с тяжелым грохотом, подчеркивающим его нешуточный вес. Толщина металла, судя по всему, была около десяти сантиметров.

– Гасите светильники, – скомандовал Доггинз, – и все за мной. Оружие держать наготове, но без приказа не стрелять!

Он пошел впереди. Проходя через пролом в воротах, Найл рискнул дотронуться пальцем до металла – холодный.

Неожиданно все остановились как вкопанные. Найл подумал, что люди просто осваиваются в темноте, но тут до слуха донесся мягкий приглушенный стук – безошибочно, уронили тело.

Сам Найл, выйдя за ворота, так и замер, будто парализованный, не успев сделать и шага. Когда из-за тучи показалась луна, люди увидели поджидающих их пауков. Они стояли на той стороне мостовой и походили на черные изваяния. Свет луны отражался в невозмутимых глазах.

На этот раз Найл не чувствовал страха. Он даже обратил внимание: хотя паралич сковал мышцы так, что даже руки отнялись (впечатление такое, будто тугой жгут прекратил доступ к ним крови), глаза двигались вполне нормально, а мозг вообще не ощущал гнетущего давления.