Башня

Ракета ворвалась в наружную галерею технического этажа. Ее «хвост» был еще снаружи, а наконечник обтекателя уже проламывал бетонную стену. Ракета пробила стену, оставив на ней оба ряда оперения и вошла в лифтовую шахту. Она легко перерубила несколько тросов, в клочья разорвала грузовой лифт и пробила противоположную стену шахты. По Башне – на десятки этажей вверх и вниз – прошла дрожь. Усиленный изнутри стальными ребрами обтекатель ракеты деформировался, но чудовищная сила инерции и мощь все еще работающего двигателя продолжала толкать ракету вперед, загоняя ее как гвоздь в доску. Под этим напором разрушался особо прочный бетон, как нитки рвалась арматура. Здание сотрясала дрожь, ракета упорно прорывалась вглубь, вглубь… Уже не работала ни одна схема в электронном «мозгу» ракеты. Уже лопнул по шву расплющенный обтекатель. Из боевой части, как из тюбика, стало выдавливать начинку. Ракета пробила еще одну стену и вышла в «нору» Титана. Она соединилась с человеческим сердцем и ворвалась в демпфер-камеру. Инерционный взрыватель замкнул контакты и…

…удар тысячетонного молота обрушился на Башню. Он обрушился изнутри. Ударил одновременно во все стороны. Он был ужасен. Он в пыль дробил бетон, на молекулы разбивал металл. Вылетели почти все стекла на несколько этажей вверх и вниз от эпицентра взрыва. Наружу выбросило несколько десятков человеческих тел. И тысячи предметов – столов, стульев, скрепок, сейфов, факсов, телефонов и десятки тысяч листов бумаги…

Но Башня стояла. Прошла секунда. Или две. Или час. Люди и скрепки, столы и стулья еще падали вниз. Порхала бумага… А потом все здание мгновенно наполнилось гулом – низким, утробным. Этот звук прокатился по всем вентиляционным и лифтовым шахтам, по колодцам с фидерами. Из каждой полости вырывались облачка пыли. Почти одновременно рассыпались все стекла. И отекли вниз блестящим водопадом.

А потом башня издала странный, похожий на стон, звук и стала оседать. Верхняя – выше уровня взрыва – часть «садилась» на нижнюю. И рассыпалась на великое множество обломков. Это происходило медленно и почему-то казалось, что бесшумно… Во всяком случае так воспринимали это четверо мужчин в лодке посреди Невы.

Башня оседала. Разрушалась. На высоте поражения образовалось пылевое кольцо. Каждый новый этаж давал дополнительный пылевой «выхлоп». Кольцо увеличивалось, клубилось. Внутри него иногда что-то сверкало. Все это безумие – фантастическое и почти прекрасное – подсвечивалось снизу прожекторами.

Вокруг основания Башни стала расти гора обломков. Башня – вернее, останки ее, образовали «муравейник», который увеличивался с каждой секундой, с каждым следующим этажом. Он полностью накрыл территорию комплекса и продолжал расти. Пылевое кольцо превратилось в облако. В него, как в прорву, уходили все новые и новые этажи. В какой-то момент из облака вдруг вылетел лифт. Он мелькнул в свете прожектора, рухнул на второй ярус моста, рассыпался на куски. Внутри лежал мертвый человек.

Обрушение гигантской Башни продолжалось почти полторы минуты. Гора обломков высотой более ста десяти метров сильно расползлась вширь. Она накрыла «Аврору» и завалила подъезд к мосту Петра Великого. Она полностью перекрыла Охту. Река хлынула на берег.

Резиновая шлюпка подошла к «Комсомольцу». Четверо промокших, замерзших мужчин поднялись на борт буксира. Гринев попросил: сухое бы нам и чаю горячего, – и сразу пошел в рубку.

«Комсомолец» развернулся и двинулся вверх по Неве.

Ракетчик и Пластилин спустились в кубрик. Иван остановился на корме. Вибрировала палуба, в лицо летел мокрый снег. Иван смотрел туда, где еще недавно стояла проклятая Башня, а теперь остался только гигантский «муравейник», накрытый пылевой шапкой. В сумерках и за снегопадом он был бы почти невидим, если бы не вертолет… Вертолет кружил над «муравейником» и освещал его прожектором. В свете прожектора клубились тонны пыли. И даже свирепый северо-западный ветер не в силах был снести эту пыль Иван долго стоял на корме, смотрел на останки Башни. Потом запустил руку в карман… извлек палец. Палец Полковника. Несколько секунд он рассматривал его, а потом размахнулся и швырнул в воду.

* * *

Ветер завывал в печной трубе, грозил снести крышу, залепливал окна мокрым снегом. Лиза почти не спала ночью. Хозяева тоже не спали – разве тут уснешь? В хлеву волновалась корова. Под утро стихия стала успокаиваться, выглянула луна. Вся округа была завалена снегом. В лунном свете снег отливал голубым. Лиза уснула.

На рассвете вдруг залаял Валет. А потом постучали в ворота. Хозяин, Валентин Матвеевич, вышел в сени, приник к оконцу. В серой мгле разглядел, что у калитки стоит человек.

– Кого же это, – пробормотал Валентин Петрович, – принесло?

Он вытащил из-под подоконника обрез финского карабина.

– Это Иван приехал, – сказала Лиза. – Мой муж.

Она вышла в сени в одной ночнушке, босиком.

– Иван? – с недоверием произнес хозяин.

– Иван, Иван… Вы Валета успокойте.