Башня

Хролфу этот спектакль начал мало-помалу наскучивать; Найл — тот вообще, разморившись на солнышке, стал клевать носом, даром что сидели они в тени акации. А вот Вайг, прирожденный следопыт, всматривался во все детали с полным самозабвением. Именно Вайг сделал вывод, что и дерево, под которым они сидят, и цветущий кустарник вокруг — все это неотъемлемые части муравейника. В ветвях дерева и среди корней кустарника в изобилии водились толстые, напоминающие круглые зеленые виноградины афиды, которые поглощали листья и сок растений. Время от времени к круглякам-афидам подбегал какой-нибудь из муравьев и притрагивался к каплевидному брюшку антеннами; тогда из анального отверстия «дойной» тли проступала большая круглая капля прозрачного клейковатого вещества, и муравей поспешно ее сглатывал. Затем «просьба», как правило, повторялась: муравей опять щекотал антеннами брюшко тли. Вайг решил попробовать: подойдя, бережно прикоснулся пальцами к брюшку афида, угнездившегося в корневище куста. С первого раза ничего не получилось: не было еще навыка. Но уже довольно скоро он, приноровившись, сымитировал кончиками пальцев щекочущее прикосновение муравьиных усов; проступила клейковатая капля. Вайг, сосредоточенно нахмурясь, осторожно попробовал ее на язык. Секунду-другую помедлив, аппетитно причмокнул и приложился еще раз, уже смелее. В конце концов уговорил присоединиться и братьев, и те не пожалели: вещество оказалось сладким, сахаристым и хорошо усваивалось, несмотря на непривычный плодовый привкус. Живя в бесплодной пустыне, молодые люди не находили ничего омерзительного в том, что пробуют на вкус испражнения зеленого насекомого: всякое приходилось едать, голод не тетка.

— Жаль, нельзя прихватить пару-другую этих жуков домой, — вздохнул Хролф.

— А у нас там у самих такие водятся.

Я уже пару раз замечал. Не оставалось живого существа в радиусе двух миль от пещеры, какое бы не было знакомо Вайгу. Вскоре они стали свидетелями еще одного любопытного эпизода. Мимо них в направлении муравейника, нагнув голову, решительно протопал жук-разбойник, спина широкая, жесткая. Братья ожидали увидеть, что на него сию же секунду набросятся — или попытаются хотя бы оттеснить — муравьи-солдаты. На самом же деле вышло так. Громила, преградив путь спешащему мимо муравью-рабочему, придвинулся вплотную и потянулся к нему физиономией, словно собираясь поцеловать, а сам в то же время коснулся его своими короткими щупиками. Муравей остановился, и из его рта в рот жука перекочевала, блеснув, маленькая капелька. Секунду спустя, словно поняв, что самым бесстыдным образом разыгран презренным чужаком, работяга накинулся на разбойника. К нему присоединились два пробегающих мимо сородича. Сам жук, судя по всему, сохранял полное спокойствие. Он попросту брыкнулся на спину и задрал лапы, притворившись мертвым. Двое муравьев пытались царапнуть хитреца за живот (великолепно защищенный), третий силился добраться до головы (предусмотрительно втянутой в панцирь). Провозившись так несколько минут, трудяги оставили обманщика и заспешили каждый по своим делам. Жук тотчас, качнувшись, перевалился на ноги, встал и как ни в чем не бывало пошел навстречу очередному простаку.

Теперь было понятно, что у муравьев означает символическое постукивание антеннами спешащего навстречу собрата. Очевидно, муравьи, собирая с цветов нектар, скапливали его в зобу. Почувствовав голод, муравей подбегал к такому вот сборщику, ударом антенн показывал, что голоден, и получал каплю желанной пищи. Лишь с огромным трудом Хролф с Найлом отговорили Вайга экспериментировать еще и на этом; уж кому другому, а ему бесполезно будет валиться на спину и задирать ноги, если муравей вздумает вдруг напасть. Вайг в конце концов поддался на уговоры, но оттащить его от муравейника не могло решительно ничто. Поведение насекомых зачаровывало Вайга; его тянуло разобраться, как устроено муравьиное царство. В конце концов Хролф и Найл, потеряв терпение, досадливо сплюнули и отправились на поиски чего-нибудь съестного, а заодно охладиться в ручье. Для Найла именно в этом состояло блаженство: сидеть по плечи в воде и отрешенно наблюдать, как, радужно искрясь, играет на переливчатой поверхности свет. От этого так легко делалось сбитым в кровь ступням и исцарапанным рукам. Да и мысли становились созвучнее, умиротвореннее, спокойнее.

За час до темноты над макушками деревьев пролетели два паучьих шара. Братья к этому времени уже сидели в убежище под камнем, загородив вход двойным барьером из ветвей кустарника. Шары они приметили через небольшие прорехи в ветвях. Вайг с Хролфом сошлись на том, что это и в самом деле обычный дозор: при движении шары не излучали бередящего душу ужаса.