Башня континуума

— Рот закройте, — велел он Шарлотте без особой галантности, — фонарик возьмите, посветите мне. Да не в глаз! Вот так, хорошо. Вы что, здесь одна работаете? — спросил он, заметив, что она прислушивается — не зазвенит ли колокольчик на входной двери.

— Нет. Помимо меня здесь работают еще три девушки, но одна сейчас в отпуске, другая отпросилась на день рождения к сыну, а еще одна почувствовала себя не очень хорошо, и я ее отпустила. Женские недомогания.

Сама миссис Лэнгдон, видимо, не брала отпусков, детей у нее не было, женскими недомоганиями она тоже не страдала. Может, она была роботом? Ричард с трудом подавил ребяческое желание посветить ей в лицо фонариком, чтобы проверить — отшатнется ли.

— Не хочу указывать вам, что делать, но следует их немедленно уволить и найти на их место куда более компетентных и ответственных сотрудников.

— Да, наверное, но магазин принадлежит не мне, а мистеру Либеру…

— Старик Либер? — пробормотал лорд Торнтон. — Неужто, он еще жив?

— Вы помните Либера? — удивилась Шарлотта.

— Почему и нет. Либер работал у нас главным садовником лет тридцать. Когда я был маленьким, старик частенько угощал меня.

— Конфетами?

Лорд Торнтон посмеялся над столь нелепым предположением.

— Я ведь сказал, что был маленьким, а не то, что я был девочкой. Нет. Домашней бражкой, которую он ведрами варил в своей сторожке. Бывало, на следующий день у меня так трещала голова, что я не мог встать с постели и пойти в школу.

Шарлотта была несколько шокирована.

— Со стороны мистера Либера это, пожалуй, не слишком красиво.

— Пожалуй. Хотя я все равно терпеть не мог ходить в школу.

Шарлотта подумала, что тоже не любила ходить в школу. Или напротив — любила? Разве есть дети, которые любят ходить в школу? Она попыталась вспомнить свои школьные годы, но не сумела. Странно, ведь, кажется, это было не так уж и давно — пять или шесть лет тому назад. Почему она не могла вспомнить? Внезапно будто ледяные волны чистого, концентрированного ужаса омыли ее. Лорд Торнтон не сумел не заметить, как сильно она переменилась в лице.

— Что с вами, Шарлотта? Вы здоровы?

— Да. Кажется, пришел покупатель, я оставлю вас.

Миссис Лэнгдон смастерила на красивом лице добросовестную улыбку и упорхнула продавать букеты. Ричард поймал себя на том, что заинтересованным взглядом провожает изгибы и абрисы ее стройного тела в розовой униформе и каштановые прядки, выбившиеся из-под косынки на грациозную шею. Мысли его начали приобретать фривольное направление, но живо вернулись в исключительно добродетельное русло при виде чьего-то спокойного, как смерть, лица.

— Ты уже все хорошенько рассмотрел?

— Уже и посмотреть нельзя? Посвети мне фонариком. Да не в глаз! Вот так хорошо. И что нужно председателю Антимонопольного…

— Он хочет, чтобы мы выделили некую сумму на капитальный ремонт и реставрацию здания Главного Имперского Оперного Театра, — объяснил Кит.

— Не вижу здесь взаимосвязи…

— А дело в том, что в попечительском совете Оперного Театра заседает его родственница… то ли двоюродная тетка, то ли троюродная кузина, то ли племянница. Сумма-то немаленькая. Судя по предварительной смете, здание Театра находится в прискорбно плачевном состоянии, вот-вот развалится на части, словно дом Эшеров, — объяснил Кит.

— Понятно…

— А что с кофеваркой?

Ричард запоздало сообразил, что сейчас Кит увидит сломанный Первый Прототип и взбеленится, и неловко попытался исправить положение.

— Да ничего… три года отработала… пора купить новую…

Но уже было поздно, Кит заметил обугленную пластинку ЧСД. Ярость! Бешеная ярость объяла его! А ярость выражалась у Кита своеобразно, причиной чему, должно быть, служила его голубая кровь. Он заливался медленной бледностью, давление у него падало, а следом за своим давление падал он сам — в обморок. Подобное с Китом случалось крайне нечасто, и все же достаточно часто, чтобы Кит успел напугать отца, сестру, жену, совет директоров, кого-то из служащих и самого Ричарда в том числе. Чтобы вновь ненароком не стать свидетелем ужасного зрелища, Ричард поспешно усадил Кита на табурет и побрызгал ему в лицо водой из бутылки.

— Спокойней, милый мальчик. Оно того не стоит.

— Но… Первый Прототип! Боже!

— Уймись, Кристофер, это было четыре года тому назад.

Именно четыре года тому назад инженеры Корпорации сообщили о величайшем достижении — разработке Первого Прототипа Чипа Стандартного Дружелюбия. Дешевый, надежный, с широчайшими возможностями применения, ЧСД должен был стать настоящим прорывом в индустрии. Звучало неплохо, но на самом позднем этапе работ возникли технические неполадки, заключавшиеся в том, что ЧСД по необъяснимым причинам перегревался, плавился, будто кусок масла на горячей сковороде, и приходил в полнейшую негодность. Что куда хуже, поломки происходили хаотично. Математически вероятность поломки ЧСД выражалась уравнением, описывающим мутный бульон первородного хаоса. Практически это означало, что приборы, оснащенные ЧСД, могли бесперебойно и превосходно работать столетиями, а могли сломаться через секунду после начала эксплуатации.