Башня континуума

Так думал Гордон, изводясь от нетерпения и пылая желанием поскорей взобраться на трибуну и поставить ребром вопрос о соответствии Милбэнка занимаемой должности, но пути Господни неисповедимы. Если здесь вмешался Господь. А не кто-то другой. Просветленный, к примеру. Ибо как раз перед Гордоном, согласно регламенту, должен был выступить губернатор Лудда, Шеймас Харт.

От выступления Харта, многие годы лояльного члена ПНДП, никто не ожидал сенсаций. И впрямь. Что мог выкинуть почтенный седовласый джентльмен столь респектабельной и солидной наружности? Только внешность бывает обманчива, как немедленно убедились делегаты съезда, едва Харт взошел на трибуну.

— Я обвиняю! — громко выкрикнул Харт без предисловий.

Столь ударное начало заставило зашевелиться скучающих депутатов, а заодно разбудило Верховного Канцлера Милбэнка, который последние два часа мирно дремал в президиуме с открытыми глазами, выслушивая оды в свою честь и в честь усердно проводимых им демократических реформ.

— Кто вы? — спросил он, встрепенувшись.

— Вы меня не помните, господин Милбэнк?

Верховный Канцлер сверился со своими записями.

— Вы — губернатор Лудда, господин Харт, вот уже последние пятнадцать лет верный член нашей Партии. Правильно?

— Да, это я, ты, тупой, жирный ублюдок! Катись к чертям! Ты! И твоя партия!

Милбэнк оторопел от обрушившихся на него волн ненависти.

— Господин Харт, смею напомнить, мы не в заплеванной пивной. Будьте любезны впредь придерживаться протокола и регламента и избегать непарламентских выражений, а иначе мне придется попросить вас из зала. Если у вас имеются претензии, будьте добры изложить их в установленном законами порядке, в письменном виде.

Харт зловеще захохотал.

— И вы, господин Милбэнк, смеете толковать о порядке и законе? В письменном, говорите, виде? Я уже отправил вам десятки писем, воззваний, петиций и докладных записок, где просил принять немедленные меры касательно ужасающих событий, происходящих на Лудде, в частности — в Нью-Анкоридже!

Верховный Канцлер вновь сверился с кипами своих записей.

— Что за ужасающие события вы имеете в виду, господин Харт? По моим сведениям, ровным счетом ничего особенного на Лудде не происходит, иначе мы немедленно бы получили соответствующие сигналы.

— Сколько я могу повторять одно и то же! Луддиты!

Гордону доводилось слышать о луддитах. Безобидные сектанты, вроде тихих амишей пост-пост-пост атомной эры. Но губернатор Харт придерживался прямо противоположного мнения касательно мнимой безобидности луддитов. Он обвинил луддитов во всех смертных грехах, начиная от планирования государственного переворота и заканчивая поклонением Сатане, которого луддиты именуют Духом. Он также обвинил луддитов в обрушившейся на Нью-Анкоридж эпидемии неведомой болезни, превращающей людей в апатичных, безразличных, смердящих зомби, которые забывают помыться, поспать и поесть и, в результате, умирают от предельного истощения. Хотя смерть вопреки здравому смыслу и законам природы отнюдь не препятствует им продолжать исполнять свои ежедневные обязанности, ходить на работу, делать покупки в магазинах, голосовать на выборах и так далее.

— Может, это и не вирус, а побочное действие ментального барьера, которым луддиты окружили Коммуну? Не знаю, но вижу, что радиус ментального барьера увеличивается с каждым днем, и его границы практически достигли пригородов Нью-Анкориджа! Наш город кишит живыми мертвецами, и подобных случаев зафиксированы уже многие сотни! Мертвые клерки служат в офисах! Мертвые учителя преподают мертвым детям в школах! Мертвые рабочие благоустраивают дороги! Мертвые солдаты патрулируют наши улицы! Даже в мою администрацию умудрилось просочиться двое мертвецов! Почему вы смеетесь? — спросил он, расслышав смешки в зале.

Кто как, а Гордон не засмеялся. Ему сделалось страшновато. Он недолюбливал зомби, поскольку они пожирали мозги, а с мозгами у него, по крайней мере, по мнению любимой жены, и без того наблюдались значительные неполадки. Вдобавок, смеяться над несчастным сумасшедшим было некрасиво, подло и бесчеловечно. Милбэнк тоже уразумел, что они нечаянно предоставили слово душевнобольному. Но стаскивать Харта с трибуны во время прямой трансляции на всю Империю было, пожалуй, несколько неудобно. Милбэнк старательно попытался нивелировать возникшее недоразумение.

— Спасибо, что позабавили нас вашими смешными историями, господин Харт. Мы в нашей Партии ценим хороший юмор. Но, пожалуйста, давайте перейдем к вашей речи. Читайте, что там у вас написано, по бумажке. Не стоит больше импровизировать.