Через две недели, измученный угрызениями совести, Франц решил повидаться со своей жертвой. Несчастная девушка отлеживалась в доме матушки. Служанка все еще выглядела настолько измученной и истерзанной, что притвориться, будто она сама себя избила до полусмерти и затем извращенно изнасиловала, было невозможно. Терзаясь, великий вождь опустился на колени и принялся вымаливать у бедняжки прощение. Мол, бес попутал, а теперь жена горько плачет, дети презирают отца, и даже заслуженные боевые товарищи смотрят косо и криво. Наконец, девушка смягчилась.
– Мне от вас ничего не нужно, сир, но есть у меня жених, Вильгельмом величают, служит у вас конюхом. Давно уже мечтает жених мой поднакопить деньжат и купить лесопилку.
– Вот те и раз… то есть, что за нелепейшая блажь, дитя. Отчего лесопилку? А не сыроварню или винодельню, где мог бы твой Вильгельм варить отменную бражку?
– А он хочет лесопилку, сир, все твердит об этом, надоел уже.
Вернувшись в свое поместье, Франц вызвал к себе этого Вильгельма, щедрой рукой выдал сумму, необходимую для покупки лесопилки, а, когда, когда с девушки сошли синяки, устроил ей с женихом роскошную свадьбу. И выпроводил счастливых молодоженов восвояси.
Минуло три года, причем именно в эти годы произошли важнейшие в истории человечества события. Пал Черный Триумвират и был коронован Императором Правитель Священной Ортодоксии Константин. А на Салеме Франц Максимилиан вершил безжалостную расправу над теми из лендлордов, кто не горел желанием помогать своему вождю сломить хребет Ортодоксии, на которую в ближайшее время честолюбивый Франц планировал обрушиться кровопролитной войной.
Однако от внимания столь выдающегося человека не ускользали вещи не только грандиозные, но и самые малые. Вроде той лесопилки. Оказавшись неподалеку во время одного из своих завоевательных походов на земли непокорных лендлордов, правитель решил заглянуть, проверить, что там, да как.
Лесопилку Франц обнаружил в полной целости и сохранности, и славного работящего парня Вильгельма, и его законную жену, и маленькую дочку. Красивая и здоровая светловолосая малышка с глазами цвета янтаря очень походила на мать, но даже при придирчивом осмотре не обнаруживалось в ней ни малейшего сходства со стариной Вильгельмом.
Несмотря на это, девочка держала Вильгельма за руку и называла папой.
– Как твои дела, дитя, – спросил Франц у бывшей служанки.
– Вашими заботами, сир, живем и здравствуем. Правду ли говорят, что скоро будет еще одна война, великая война?
– Да.
– Неужто вы опять заберете всех мужчин? В наших краях и так уже почти мужчин не осталось. Дряхлые старики, да дети малые. Остальные – или в вашей армии, или пали героической смертью от рук супостатов, или безногие, безрукие калеки. Неужто, и Вильгельма моего забреете?
– Забреем, отчего же нет. Сама посмотри, какой молодой, здоровенный лось твой муженек.
– А ежели погибнет? Сжальтесь, одной-то мне несподручно управляться с лесопилкой, да и дочка растет, посмотрите, какая красавица, уж довольно скоро придется мне отгонять от нее ухажеров хворостиной.
Девочка захныкала, напуганная тем, что могучий вождь во главе своей многотысячной армии, не сводит с нее пристального взгляда. Закованный с головы до пят в сплошные бронелаты, Франц Максимилиан куда больше напоминал средневекового крестоносца, чем рыцаря пост-пост-постатомной эры. Правая рука вождя покоилась на эфесе шпаги – занятная дань местным феодальным обычаям. Хотя Франц владел шпагой ничуть не хуже, чем лучевой винтовкой. Острый клинок рассекал слои бронированной ультрастали, как нож режет подтаявшее масло.
– Как зовут тебя, дитя? – спросил вождь слегка сдавленным голосом.
Девочка не ответила, а разрыдалась. Вильгельм подхватил малышку на руки и стал гладить по спинке, нашептывая на ушко что-то ласковое. Было похоже на то, что он очень любит дочь. Совсем, совсем не свою дочь.
– Не слушайте мою жену, сир. Глупая баба, что понимает она, лишь языком молотит, впустую переводит воздух. Зато какую чудную варит бражку, лучшую в округе. Прошу, отведайте.
Домашняя бражка уже однажды довела всемогущего правителя Свободной Торговой Колонии до большой беды, и ему следовало хорошенько поразмыслить на эту тему, но Франц Максимилиан ни о чем размышлять не стал, а беззаботно угостился стаканчиком настоянной на травах ароматной бражки, крепкой, как его кулаки, и прозрачной, будто девичьи слезы.
– А что, сир? Выиграем мы войну с Ортодоксией? – простодушно спросил Вильгельм, когда Франц напился.
– Мы сотрем тех ублюдков в мелкий порошок. А если и проиграем, то падем на поле брани, увенчанные немеркнущей славой. Но падем мы едва ли, ведь ты нам поможешь победить, друг Вильгельм. Ты же нам поможешь, не правда ли?